Автор: Дарина Шарифуллина aka Dareena Бета&гамма ридер: Joke_p (спасибо! 🤍) Размещение: пожалуйста, свяжитесь со мной, если хотите разместить этот фанфик где-то ещё :) Рейтинг: R Фандом: The Elder Scrolls Online Пейринг: Emperor Leovic / Keihra of Icereach (OC, an Icereach Witch) Персонажи: Muraeg (The Rat), Clivia Tharn, Abnur Tharn, Varen Aquilarios Жанр:лютое стеклищеангст, романтика (гет) Размер: миди, ~9000 слов, закончен Предупреждение: смерть главного героя! Очень грустный финал. Описание: О чём думал император Леовик в свой последний день, когда войска Варена Аквилариоса уже штурмовали дворец? Почему отказывался бежать? И почему судьба ковровой дорожки в тронном зале волновала его больше, чем собственная участь?
От автора: Идея рассказа пришла ко мне во время работы над статьями об императорах династии Длинного Дома и Коловианском восстании. Собственно, чтобы понимать исторический контекст фанфика, достаточно прочитать эти две статьи на TES Wiki: Леовик и Восстание Варена.
О Леовике мы знаем очень мало (а о его предках – и того меньше). Все доступные источники перечислены в статье о нём, и большинство из них говорит голосом Абнура Тарна – человека, который, мягко говоря, недолюбливал императора за его «низкое происхождение» и за то, что тот осмелился просить руки дочери Тарна – Кливии. В свою очередь, серия путеводителей по Золотому Берегу поёт оды Леовику как мудрому правителю, чей флот смог искоренить остро стоявшую в регионе проблему пиратства. Пытаясь найти баланс между желчным тоном Тарна и подхалимскими интонациями путеводителей, я раз за разом задавалась одними и теми же вопросами. Почему Леовик женился на Кливии? Почему вдруг решил создать «Императорский путеводитель по Тамриэлю»? Почему столько внимания уделял флоту? Почему, в конце концов, попытался узаконить поклонение Даэдра?..
«Так какой же ты был?» – спрашивала я.
«He was a sharp one, such a good sense of humor…» – говорит бывший доверенный советник Леовика.
За обрывками внутриигровых диалогов и отрывками из книг смутно проступал образ. Я начала писать, строчка за строчкой пытаясь воссоздать картину событий – и образ становился всё чётче.
Умный, ироничный, уже «слишком утончённый» для предельца – но всё ещё «недостаточно цивилизованный» для окружающих его сиродильцев, Леовик воспитывался как будущий правитель, но синдром самозванца мучил его всю жизнь. Из этой внутренней драмы и вырос сюжет фанфика. Я не отходила от лора, лишь постаралась домыслить пробелы в истории – и увидеть за исторической личностью живого человека.
И я его увидела. Мягкий, задумчивый интроверт, влюблённый в свои корабли – таким запомнили Леовика те, кто его любил. Для остальных он, рождённый и выросший в Сиродиле, так и остался «дикарём Предела».
Я посвящаю этот рассказ всем тем, кто временами ощущает себя самозванцем, тем, кто думает, что «недостаточно хорош» и «зря занимает место», тем, чей внутренний голос тоже любит порассуждать на тему: «Ты, конечно, молодец, но…». Мы молодцы, правда, без всяких «но». Однажды мы заставим этот голос замолчать.
P.S. Официальный саундтрек: писала финал под Чайковского, +100 к безысходности и идеальное попадание в атмосферу :’)
Краски заката
Звуки сражения в Торговом районе были слышны даже из тронного зала. Рёв толпы, шум осадных орудий – всё это долетало до нас смутным, тревожным эхом… Кейра сидела у подножия Рубинового трона, и время от времени какой-нибудь особо громкий взрыв заставлял её вздрогнуть. Маленькая, рыжая, с носом-пуговкой, она прислушивалась к звукам на улицах Имперского города, вытянув шею, как испуганный оленёнок.
Кейру сложно было назвать красивой. Любое сравнение с моей женой – статной, породистой красавицей Кливией – она бы проиграла. Но Кливия не выходила из своих покоев с тех пор, как бунтовщики ворвались в город. Боялась ли она за свою жизнь? Вряд ли. Скорее всего, решила, что мои часы на троне сочтены и не стоит тратить на меня время. В этом вся Кливия.
А Кейра здесь, со мной, она не покидает тронный зал уже вторые сутки, и вторые сутки уговаривает меня бежать из осаждённого города.
Бежать? Зачем? Мои предки смогли завоевать этот престол, и если я не смогу его отстоять, то умру здесь же, не сходя с Рубинового трона. Я погладил холодный каменный подлокотник.
– Леовик, пожалуйста, пока есть ещё время…
– Кейра, хватит.
Она всхлипнула и вдруг быстро-быстро защебетала что-то на журчащем языке Предела. Она всегда так делала, когда злилась, пользуясь тем, что я, выросший в Сиродиле, не так хорошо знал родной язык, да ещё этот её говор Ледяного Предела меня сбивал с толку… Я разбирал лишь отдельные слова. «Леовик, пожалуйста, быстрее»… дальше что-то про Скайрим, потом «трон», потом «прекрасный мой» (это про меня), «говно ты мамонта» (это тоже про меня), «быстрее», «не слушаешь, говно ты мамонта», «Предел», «пожалуйста».
Не каждый осмелится назвать императора Сиродила «говном мамонта» – по крайней мере, в лицо. Но это Кейра, ей можно. Ей всё можно.
Она была очень смешная в своём гневе. Машет руками, нос-пуговка воинственно вздёрнут, нижняя губа дрожит, как перед рыданиями. Маленькая моя Кейра, я пытался её отослать из дворца вместе с остальными ведьмами ковена Ледяного Предела с тех самых пор, как стало понятно, что дела на лад уже не пойдут. Матушка Кьяннайт готова уже бежать на север, но не Кейра, эта упёрлась рогом, пусть, говорит, сёстры бегут, а я здесь останусь, с тобой. Я, говорит, буду тебя защищать.
Кто бы тебя саму защитил, а, Кейра? Пигалица – чуть от земли видно, слабая, болезненная. Предельцы и более крепких детей приносили в жертву, а уж Кейра, наверно, в детстве выглядела так, как будто и зиму не протянет. Но ведь выжила как-то, пережила суровые зимы Ротгарианских гор, а после – ещё более жестокие зимы Ледяного Предела… У Кейры очень рано открылся дар провидицы, и когда мать Кьяннайт, глава ковена, прослышала об этом, она забрала девочку на остров, где обосновались ведьмы. Там Кейра и выросла, и говор у неё от этого непривычный, не как у более южных племён. Когда она быстро говорит, я и знакомые слова-то не всегда узнаю.
Кейра уже в третий раз обозвала меня говном мамонта, и вдруг умолкла. Глаза её как будто заволокло дымкой – очередное видение, понял я. И, судя по тому, как болезненно исказилось её лицо – ничего хорошего.
– Кончилось всё в Торговом районе. Не выжил никто из наших солдат. Армия Варена идёт сюда, – прошептала она побелевшими губами.
– Кейра, немедленно найди матушку Кьяннайт, скажи ей, пусть уходит, пусть все уходят.
– Никуда, никуда не уйду без тебя!.. – выкрикнула она и схватила меня за руку.
– Кейра, я приказываю тебе! – повысил я голос.
Везёт мне на упрямых женщин, просто беда. Сначала Кливия, теперь вот это рыжее чудо.
Кто-то постучал в дверь тронного зала. Кейра обернулась испуганно, словно там уже толпится армия повстанцев. Но это был всего лишь мой советник, Абнур Тарн.
– Ваше Высочество, плохие новости. Варен и его солдаты уже на подходе к дворцу.
Не очень-то он и взволнован этими известиями, старый нибенейский индюк. Я практически уверен, что он в сговоре с бунтовщиками. Кейра его ненавидит, не в последнюю очередь за то, что он отец Кливии. Ревнует.
Я любил Кливию. Когда-то. Красивая, властная, с холодными, надменными нотками в голосе, она уже тогда вела себя как настоящая императрица. Когда я вернулся с победой из своего первого военного похода, отец спросил, какой награды я хочу. Я знал твёрдо – мне не нужна никакая другая награда. «Ваше Высочество, я прошу дочь канцлера».
Тарн аж позеленел в тот момент, я помню. Столько лет он был советником императоров, служил ещё моему деду Дуркораху, а так и не свыкся с мыслью, что на Рубиновом троне сидят иноземные варвары. Я часто читал в его глазах что-то, похожее на хорошо скрываемое презрение. «Вшивые дворняги Предела» или как там нас называли наши верноподданные?
Как и мой дед, я думал, что они охотнее примут нас, если рядом на троне будет чистокровная уроженка Сиродила из знатной, влиятельной семьи. Дед женился на Вераксии Тарн, одной из дочерей Абнура. Уж не знаю, как Тарн тогда пережил это, но когда я попросил руки его шестнадцатой дочери, нашего великого производителя дочерей чуть удар не хватил.
Если уж «открытых всему новому» нибенейцев так корёжило от мысли, что их провинцией управляют предельцы, то что уж говорить про упёртую, консервативную Коловию. Восстание пошло именно оттуда, и в этом не было ничего удивительного.
– Я уже в курсе, Абнур, – ответил я переминающемуся на пороге Тарну. – Забирай Кливию и всех остальных, и покидайте дворец.
– Как же Вы, Ваше Высочество?
Я усмехнулся.
– Я останусь здесь. Так и передай Варену.
Тарн захлопал глазами, как будто не понимая, о чём речь.
– Ваше Высочество император Леовик, под башней есть ход через дворцовую канализацию, это хороший способ безопасно покинуть город…
– Абнур?
– Да, Ваше Высочество?
– Пошёл вон.
– Ваше Высочество…
– Пошёл вон, злокрыс вонючий!.. – выкрикнула Кейра на языке Предела.
Огромная сосулька разбилась об дверной косяк в опасной близости от головы Абнура. Кейра, как и прочие ведьмы ковена Ледяного Предела, отлично владела магией льда. Вот только целилась не очень хорошо.
Выдержке старого интригана можно было только позавидовать: Тарн даже не вздрогнул.
– Хорошо, Ваше Высочество, – он закрыл за собой дверь прежде, чем в неё врезалась ещё одна сосулька.
– Кейра, тебе тоже надо идти.
– Нет!!! Я останусь здесь! Это всё из-за меня, вся война из-за меня! Это я уговорила тебя узаконить поклонение нашим богам! Из-за меня началось восстание! Я никуда не уйду, Леовик, я буду с тобой до конца!
– Ты много на себя берёшь, Кейра, – нахмурился я. – Слишком много.
– Но это я… – она опять перешла на родной язык, я отчётливо разбирал «моя вина» и «Старые Боги», но остальное ускользало от моего понимания.
***
Мой отец сказал мне: стань лучшим правителем, чем я. Что ж, я старался. Вместо внешних завоеваний я сосредоточился на безопасности Сиродила. Я защищал границы, я укреплял наши легионы, я наращивал флот. Я думал, может быть, тогда жители провинции полюбят меня? Ха. Ну разве что Анвил.
Я просиживал зад на скучных приёмах, разряженный в какие-то дорогие неудобные тряпки, разговаривая с коловианскими вельможами о всякой ерунде вроде неурожая репы1 в графстве. Любили ли они меня от этого хоть капельку больше? Ха. Косились, как на беспородного, но опасного пса, которого лучше не злить.
Я всегда чувствовал себя самозванцем. Не один я. Даже мой дед, могучий вождь Дуркорах Чёрный Змей, объединивший под своей властью все племена Предела, чувствовал шаткость своего положения. Потому и женился на Вераксии Тарн. Интересно, морщила ли она нос, глядя на него, как это делает Кливия при виде меня? «Леовик, кто так держит нож, ты как варвар», «Крепость Фа́ррагут, а не Фаррагу́т, можно подумать, ты не в Сиродиле вырос!», «Это очень эксцентрично, Леовик, народ не поймёт».
Леовик. Мама хотела назвать меня Муирелах, «бесстрашный», но отец сказал: «Местные это ни в жизнь не выговорят». И, честно говоря, был прав. А теперь угадайте, много ли народной любви принесло мне приятное имперскому уху имя? Ха-ха.
Когда-то давно я надеялся, что Кливия полюбит меня. Зря: Кливия любила только власть. Ну и ещё красивые платья и дорогие украшения, да. На меня она всегда смотрела с раздражением, ей не нравились мои манеры, мой акцент, мой внешний вид, да и, кажется, сам факт моего существования её огорчал. Сморщив нос, она отворачивалась от меня, как от чего-то неприятного.
И когда во дворце появилась Кейра, я долго не мог понять, почему эта рыженькая ведьма всё время на меня смотрит.
Кейру привезли с её промёрзшего насквозь островка в Море Призраков, где она прожила почти всю жизнь, прямо в Имперский город. Она всего на свете боялась, не умела есть ножом и вилкой, а на стул норовила забраться с ногами – ужасный проступок с точки зрения дворцового этикета (а по мне, лучше бы все так сидели – может, у меня спина бы меньше болела после Рубинового трона).
В свой первый день во дворце Кейра как-то исхитрилась отбиться от группы ведьм и заблудиться. И, конечно же, она не придумала ничего лучше, чем спрятаться под лестницей и плакать – там её и нашёл Мурег, мой друг и доверенный советник, и притащил её ко мне, умирая со смеху.
– Леовик, смотри, у нас новая ведьма! Такая крошечная, что закатилась под лестницу и потерялась! Эй, ну-ка объясни свою маленькость, у тебя что, босмеры в роду были?
Кейра помотала головой. Нижняя губа её дрожала.
– Тебе мама разве не говорила, Мурег, что с ведьмами шутить опасно? – еле сдерживая смех, спросил я. – Сначала ты дразнишь ведьму, а потом находишь червей в своей еде. Или, хуже того, обнаруживаешь, что у тебя полыхают штаны на заднице. Правильно я говорю? – повернулся я к Кейре.
– Я заморозить могу, – ответила она тихо-тихо.
– Ну, сестрица, как ты разговариваешь с императором? Надо к нему обращаться «Ваше Высочество император Леовик»! – не унимался Мурег.
– Да вмажь ты ему, – посоветовал я, закусив губу, чтобы не расхохотаться.
– Хорошо, Ваше Высочество император Леовик, – сказала Кейра едва слышно.
И одним движением пальцев приморозила Мурега к полу, в прямом смысле слова. А потом отошла подальше на всякий случай.
– Ну нормально, – проворчал Мурег, рассматривая толстую корку льда, сковавшую его ноги. – А на обед я как пойду?
– Я велю твой обед сюда принести, – уже не сдерживая смеха, ответил я. – Молодец, девочка! Как тебя зовут?
– Кейра, Ваше Высочество император Леовик, Кейра из Ледяного Предела.
– Холодновато мне, сестрица Кейра, – пожаловался Мурег. – Давай-ка доставай меня отсюда.
– Я могу взорвать лёд, – нахмурилась Кейра, – но тогда тебя осколками ранит.
– Не надо, – замахал руками Мурег. – Я лучше из сапог вылезу. А, зараза, не получается, лёд крепко щиколотку держит! Леовик, хватит ржать, бессердечный ты тиран!!! Нет чтобы помочь!..
Я просто умирал со смеху, глядя на попытки Мурега выкарабкаться. Кейра тоже тихонечко засмеялась наконец.
– Давай позову имперского боевого мага, – предложил я. – Пусть немножко тебя поджарит.
– Звучит как плохая идея, Леовик, точно тебе говорю.
Но я уже вызвал начальника дворцовой стражи.
– Антоний, есть у нас какой-нибудь… пиромант?
– Ну началось… – закатил глаза Мурег.
Совместными усилиями аж двух магов мы вызволили Мурега из ледяного плена, правда, при этом случайно подожгли ковёр в тронном зале, а в попытке его потушить Кейра заморозила ковровую дорожку целиком – и на ней тут же поскользнулся Тарн, явившийся ко мне с докладом. Я досмеялся до слёз тогда.
Помню, как Тарн, слегка морщась то ли от боли в ушибленной пятой точке, то ли от отвращения к нашим «варварским забавам», тем не менее изо всех сил старался сохранить официальность обстановки, зачитывая мне вслух какие-то налоговые сводки. Я же, прикрыв рукой лицо, как будто я в задумчивости облокотился на трон, пытался побороть приступ беззвучного смеха, но плечи мои предательски тряслись. Именно тогда я впервые поймал взгляд Кейры – она смотрела на меня с восторгом.
***
Честно говоря, я не думал, что от Кейры будет какой-то толк. Смешная, рыжая, от горшка два вершка, она даже в город боялась выйти без сопровождения одной из сестёр ковена – опасалась заблудиться. А потом оказалось, что толк есть, да ещё какой. Обычно ведьмы ковена гадали на требухе, и у этого способа было два явных минуса: туманность получаемых предсказаний и, собственно, необходимость где-то доставать требуху. Человеческую им надо было, к тому же, а это или заключённые или невезучие гладиаторы Арены, и тех и других не напасёшься…
А Кейра просто видела картинки. «Как сны, только наяву», – говорила она. Для этого ей ни требухи не надо было, ни ритуального круга, ни свеч, вообще ничего. Совсем заменить вещуний ковена она, конечно, не могла – видения не приходили «по заказу», нельзя было стребовать с Кейры срочный ответ (его и с требухи-то порой нельзя было стребовать, если честно), но точность предсказаний поражала.
Мать Кьяннайт сказала, что нужно больше рассказывать Кейре о том, что меня интересует. Ну, то есть, вроде как бесполезно спрашивать «А что там у редгардов?», если Кейра ни редгардов, ни Хаммерфелла в жизни не видела и не представляет, о чём речь.
«Отлично, – подумал я. – Значит, я должен докладывать Кейре о государственных делах, а она будет всё передавать этой старушенции, хитро придумали, конечно».
Но я всё-таки рассказывал, понемногу, в общих чертах. И Кейра слушала, внимательно, не сводя с меня глаз, и этот взгляд её – светлый, восторженный… Она смотрела на меня как на чудо, вот. И так это было… странно.
Я не идиот, я знаю, что мать Кьяннайт подослала ко мне Кейру, надеясь таким образом обзавестись рычагами влияния на меня. Кейра была одарённой провидицей, но ещё она была молодой девушкой, а у императора разлад с женой, что ни для кого при дворе не секрет. Я знаю, о чём думала старая карга Кьяннайт.
Знала ли она, чем всё это кончится?
– Ты возьмёшь, что ли, эту маленькую с собой на Золотой Берег? – спросил Мурег.
– Не знаю. Я всё думаю, что не просто так её матушка Кьяннайт сюда привезла.
– Ну понятно же, что не просто так, – прищурился Мурег.
– Вот красивее у них там не нашлось никого в ковене, что ли?
– А зачем тебе красивая? Для красоты у тебя Кливия есть. И толку с той красоты… Тебе хорошая нужна, а не красивая.
– И что, Кейра хорошая, по-твоему?
– Ну как провидица-то точно, – засмеялся Мурег. – А вообще я вчера её в холле подкараулил, хотел подкрасться напугать, а она всё стояла и на портрет твоего деда смотрела, долго-долго. Мне аж интересно стало, что она там выглядывает. Так я подошёл и спросил.
– И что?
– Она сказала: «Он очень на императора Леовика похож. Только Его Высочество красивее…»
– Тьфу, глупость какая. Специально, наверно, сказала, знала, что ты мне расскажешь.
– Ага, только она при этом покраснела как гуарана, такое не изобразишь специально. Ну и потом, ты правда похож на деда. Рожа только не такая зверская! – захохотал Мурег.
– Угу.
– Эй, Леовик, ну ты чего приуныл?.. Я же шучу! Ты так-то симпатичный.
– Угу. Заткнись уже, Мурег, а?
– Я тебе врал хоть раз? – оскорбился он. – Нормальный ты. Красивый, как по мне.
– Кливия вот так не считает.
– Да в жопу Кливию твою!!! Для неё красота – это когда блестяшками обклеено!
– Угу.
– Ну, Леовик!..
– Да что ты ко мне прицепился?!
– А… – Мурег махнул рукой и отвернулся. – Короче, я к чему… Ты возьми Кейру с собой. Не в плане чего-то… а просто. Хоть поговорить тебе будет с кем. А то ты ведь будешь сидеть в замке целыми днями и смотреть в окно, знаю я тебя.
– А ты сам не поедешь, что ли?
– Я попозже. У меня тут дела в Имперском городе.
Дела у него…
Мурег и правда знал меня как облупленного. Мы выросли вместе, он мне был почти как брат. Насчёт «сидеть в замке и смотреть в окно» он был прав. И насчёт Кейры, наверное, тоже.
***
На Золотом Берегу находилась моя летняя резиденция. Кливия уже давно отказалась сопровождать меня в этих поездках, говоря, что яркое солнце Золотого Берега портит белизну её кожи. Отличный повод избегать моего общества.
А Кейра – советница Кейра! – ужасно гордая своей новой должностью, не отходила от меня ни на шаг, такая смешная в этом своём ярко-голубом платье по последней нибенейской моде. И как загорелись её глаза, когда я показал ей имперские военные корабли в порту, свою гордость…
Мой дед Дуркорах Чёрный Змей погорел на том, что у его армии не было флота. Будь в его распоряжении несколько кораблей, чтобы блокировать гавань, осада Вэйреста кончилась бы совсем по-другому.
Я учёл его ошибки, и у меня был лучший в Тамриэле военный флот. Ну ладно, один из лучших. Базирующийся в Анвиле, он патрулировал Абесинское море, и ни один пират с тех пор не осмеливался сунуться в регион, прежде считавшийся лакомым кусочком для корсаров. За это в Анвиле меня даже любили, было приятно видеть радостные улыбки горожан, приветствующих мой кортеж. Для Анвила моё имя означало «безопасность».
Для всех остальных городов оно означало «внук захватчика с Севера».
Неудивительно, что я предпочитал проводить лето в Анвиле, любуясь из окна замка на свои корабли.
Тогда, четыре года назад, я предложил Кейре прокатиться на большом имперском галеоне, и она захлопала в ладоши как маленькая девочка – и тут же застеснялась этого.
Наш корабль медленно шёл вдоль побережья, и простоватое личико Кейры, усыпанное веснушками, ставшими особенно яркими под солнцем Золотого Берега, светилось счастьем. Она смотрела на меня с таким восторгом, так внимательно слушала, как я рассказываю об Имперском флоте, ей всё было интересно – и как поднимаются паруса, и из чего сделан такелаж, и как матросы замеряют глубину… А потом она вдруг отвернулась и замолчала. Я заглянул ей в лицо и с удивлением обнаружил, что она плачет.
– Никогда ведь у нас, предельцев, таких больших кораблей не было, – выдавила она в ответ на мой обеспокоенный взгляд, – а теперь есть… – и вытерла слёзы рукавом своего голубого, в цвет глаз, платья, которое ужасно ей не шло, но не потому что сидело плохо, а потому что в нём она была похожа на реку, закованную в лёд – её вольный дух, дух Предела, был словно зажат в тиски этой вычурной, формальной одежды.
Я подумал тогда: может, ей сказали, что я люблю корабли, велели изобразить интерес?
Может, и сказали, но радовалась и плакала она совершенно искренне, я чувствовал.
– А плакать-то зачем? – спросил я.
Она развела руками и виновато улыбнулась сквозь слёзы:
– От радости…
Ветер трепал её непослушные рыжие волосы, и у меня вдруг защемило в груди – это странное, болезненное чувство было похоже на ледоход. Как будто прочная ледяная корка, защищавшая моё сердце все эти годы, ломалась с хрустом, и в неумолимом движении льдин чувствовалось дыхание весны.
– У тебя красивое платье, но оно слишком… нибенейское. Мы купим тебе другое, хорошо?
– Коловианское?.. – широко распахнула глаза Кейра.
– Нет, – засмеялся я. – Что-нибудь… наше.
– Хорошо, хорошо! – воскликнула она на языке Предела – и тут же прикрыла рот рукой, как будто сказала что-то не то.
– Хорошо, – повторил я за ней, и улыбка Кейры засияла ярче солнца Золотого Берега.
И ведь правда было хорошо. Почти каждый день мы совершали морские прогулки, иногда устраивая импровизированные пикники на отдалённых пляжах. Кейра научила меня по форме облаков предсказывать погоду на завтра («А если на небе ни облачка, как сейчас?» – «А это значит, что завтра опять солнечно!»), а я показал ей, как шумит в ракушках море – она долго бродила по пляжу в поисках ракушек и каждый раз искренне удивлялась: «И в этой тоже! И в этой шумит!..».
Во время одной из наших прогулок я встал за штурвал корабля и случайно поймал боковым зрением взгляд Кейры: она смотрела на меня, широко распахнув глаза, не моргая, и на её лице застыло непонятное выражение – как будто она только что испытала какое-то болезненное потрясение.
– Что такое? Я умею управлять кораблём, не бойся.
– Я знаю, знаю… – прошептала она. – Я просто смотрю, чтобы… насмотреться, чтобы, ну… – она в бессилии развела руками.
– Зачем?
– Красиво… – ответила она на языке Предела и заморгала так, как будто сейчас заплачет.
– А хочешь порулить? – чтобы её отвлечь, предложил я.
– Не-ет, – помотала головой Кейра. – Я хочу смотреть! Можно?..
– Да можно, почему нет…
И она смотрела. Всё время на меня смотрела. На людях ещё ладно, не всегда, но если мы оставались наедине, она глаз с меня не сводила. Совершенно обычным делом было поднять голову от книги и обнаружить, что Кейра, отложив своё рукоделие, глядит на меня и улыбается. А когда мы ужинали на балконе замка, я иногда замечал, что она заворожённо смотрит, как я ем – и машинально проверял, правильно ли я держу нож… да вроде правильно, чего она уставилась-то? Непривычно это было…
– Ну что такое? – не выдержал я однажды, поймав очередной взгляд.
– Смотрю, – объяснила Кейра очень серьёзно.
– Вижу. А зачем?
– Если долго-долго смотреть, – сказала она тихо, – можно насмотреться. Обычно получается, всегда получалось! С Вами только не получается, Ваше Высочество…
– Ничего не понял, Кейра… что не получается-то?
– Насмотреться! – она сердито взмахнула руками – то ли злилась на меня, что я не понимаю таких простых вещей, то ли на себя, что не может «насмотреться».
– Зачем?
– Ну просто…
Я уже был не рад, что затеял этот разговор.
– Не понимаю я, Кейра.
Она тяжело вздохнула.
– Вот у нас же статуя русалки есть здесь?
– Ну.
– Очень красивая статуя. Я на неё долго смотрела и насмотрелась. Мне теперь не хочется всё время бегать на неё смотреть. Понятно так?
– Да.
– Ну вот Вы как сто русалок, Ваше Высочество. Надо в сто раз дольше смотреть, чтобы насмотреться. А может, у Вас портрет есть? – с надеждой спросила она. – Я на портрет буду смотреть.
Я поморщился.
– Нет, Кейра. Я не люблю портреты.
– Вообще все? – удивилась она.
– Свои портреты, я имею в виду.
Она открыла рот, как будто от удивления, потом закрыла, недоверчиво поморгала, посмотрела почему-то под ноги, потом опять на меня. И сказала:
– Но портрет-то нужен.
– Да зачем? Для истории?
– Для красоты.
– Ой, Кейра… – засмеялся я.
Она нахмурилась – и вдруг затараторила что-то на родном языке, с этим своим зубодробительным акцентом Ледяного Предела. Я не понял ни слова, но тон был возмущённый.
– Я тебя не понимаю, Кейра, ты говоришь слишком быстро.
Она ахнула:
– Простите, Ваше Высочество, простите!.. Я просто говорю, что так нельзя… – в её глазах заблестели слёзы. – Русалок даже не бывает, а статуя есть. А Вы – лучший человек на свете, а портрета нет!!!
– Ну хватит, Кейра, перестань… – отмахнулся я.
И вдруг понял, что она искренне. Она стояла такая маленькая, нахохлившаяся как воробушек, с глазами, полными слёз, и прижимала руки к груди, как будто ей больно.
Да что с ней такое? Нашла «лучшего человека на свете», тоже мне. Влюбилась, что ли?..
Я вспомнил, как мне всё время хотелось смотреть на Кливию. Как я ловил её отражение в зеркалах, как смотрел на неё украдкой, когда она не видит… Вспомнил и парадный портрет, который по инициативе Тарна написали, когда я только взошёл на престол. Художник суетился, рассаживал нас то так, то эдак, и наконец остановился на варианте, где я сижу, а Кливия стоит рядом, облокотившись на трон. Позировать пришлось долго, Кливия злилась и шипела, что у неё ноги устали стоять. На портрете она вышла, на мой взгляд, безупречно – царственная осанка, точёный профиль, струящийся шёлк платья подчёркивает хрупкость фигуры… И рядом я. Э-э-э… сижу. Я даже не поверил сначала – это я настолько несуразно выгляжу в жизни, что ли? На фоне Кливии я смотрелся, мягко говоря, никак.
К счастью, ей портрет тоже не понравился, она решила, что выглядит там «костлявой и старой», и велела его сжечь. Я внутренне вздохнул с облегчением: если бы эта штука висела в холле, я бы умирал со стыда каждый раз, проходя мимо.
И впервые в жизни я задумался: а так ли всё было плохо? Ну, в смысле, рисовал-то имперец. Он увидел мезальянс – красавица из знатной нибенейской семьи и какой-то «вшивый пределец» – он и нарисовал мезальянс. Но это же он так видел… А Кейра – она видит по-другому, наверное?
Она почти плакала, сдерживалась из последних сил.
– Если ты хочешь, Кейра, – вздохнул я, внутренне коря себя за мягкость, – я закажу портрет.
Она издала тоненький писк восторга и подпрыгнула.
– Но если он мне не понравится, – предупредил я, – я прикажу его уничтожить.
– Я потом научусь хорошо рисовать и Вас сама нарисую, Ваше Высочество! – пообещала Кейра. – Пока не могу, – вздохнула она. – Не получается как надо.
Она действительно рисовала, неплохо даже. Брала у меня листы бумаги и делала какие-нибудь наброски, почему-то всегда в уголках. В одном уголке маяк Анвила изобразит, в другом – чайку жирную смешную. Хотя в последнее время Кейра увлеклась рисованием кораблей, и имперские галеоны, заняв все углы, иногда выплывали в центр листа.
Один из таких галеонов спустя пару недель привёз нам какого-то жутко модного портретиста из Фёстхолда. С имперскими живописцами я побоялся связываться после той истории с парадным портретом. Был ещё бретонец, но бретонцам я бы тоже не доверил изображать предельцев, если уж начистоту. А альтмер ладно, для него все люди, наверное, одинаковые.
Эльф по имени Фанарель оказался высоченным даже для альтмера, Кейра ему была почти что по пояс, и когда они разговаривали, художнику приходилось наклоняться, а Кейре задирать голову. Эта разнокалиберная парочка, однако, быстро нашла общий язык и пришла к консенсусу: рисовать меня надо непременно на корабле.
– Надо взять, в общем, самый большой галеон, и Его Высочество императора Леовика поставить за штурвал! – объясняла Кейра.
– …Что символизирует его пребывание у руля Империи, и тот мудрый курс, которым он ведёт страну.
– Да! Именно!!! – с энтузиазмом восклицала Кейра. – И сзади такие розовые облака… розово-красные…
– …Переходящие в багряный на краю холста.
– Как цвет знамён Империи!
– Совершенно верно!
«Как хорошо, что Мурег не видит этот цирк», – подумал я.
Позировать, однако, было забавно. По сути, мы просто выходили в море на одном из патрулирующих судов и начинали нарезать странные круги. Наверное, если бы за нашими манёврами следили пираты, они бы решили, что команда корабля сошла с ума. Фанарель с мольбертом бегал туда-сюда по шканцам в поисках наилучшего ракурса, и я не на шутку боялся, что рано или поздно он вывалится за борт. Кейра путалась у художника под ногами и давала советы. Они то просили меня принять «более героическую позу», то требовали развернуть корабль, чтобы солнце светило под нужным углом («Против ветра предлагаете идти?» – «Ради искусства, Ваше Высочество!»), то целый час (я не шучу!) выбирали нужный оттенок синего…
На второй день они до хрипоты спорили, рисовать мне плащ или нет. Победила Кейра с «Да какой к банекинам плащ, Леовик вам что, имперец?..». Она притащила из трюма какой-то ящик и стояла на нём, чтобы быть вровень с Фанарелем и лучше видеть, что происходит на холсте. Смотреть на их перепалки без смеха было невозможно.
– Ваше Высочество император Леовик, ПЕРЕСТАНЬТЕ СМЕЯТЬСЯ И ВСТАНЬТЕ КАК СТОЯЛИ!!! – кричала Кейра, от чего мне становилось только смешнее. В общем-то, я, наверно, был не самой хорошей моделью. Портрет, мне, кстати, не показывали.
На третий день погода испортилась, но Фанарель сказал, что остальную работу можно сделать и в замке. На практике это означало «стоять в идиотской позе с воображаемым штурвалом в руках и стараться не смеяться». Я старался, честно. Плохо получалось.
Ещё пару дней дописывали лицо и детали костюма, просто ужас как долго всё это было. Кейра ходила задумчивая и тихая и тоже что-то рисовала себе в блокнот.
– Ваша фаворитка – весьма талантливая девушка, Ваше Высочество, – сказал Фанарель. – Я видел её наброски, ей стоит учиться рисованию.
– Моя фаворитка… – повторил я с недоумением и тут понял, что он про Кейру. – Да, очень талантливая, Вы правы… – и почувствовал что-то вроде укола ревности, чему сам удивился.
– Срок жизни людей не позволяет им в должной мере отточить навык рисования, – уточнил Фанарель. – Но Кейра могла бы добиться определённого успеха.
Следующие несколько дней я был занят, но Фанарель заверил меня, что моё присутствие уже не требуется – он дописывал фон. Кейра просила, чтобы на заднем плане был замок Анвила, а это ещё пара дней работы.
Наконец мне было торжественно объявлено, что портрет готов. Я, конечно, отдавал себе отчёт, что вряд ли буду доволен результатом – художник либо приукрасил меня, либо нарисовал как есть, и ещё неизвестно, что хуже. Кейра тоже волновалась, судя по всему – она нервно кусала губы, а её и без того бледное лицо приобрело цвет свежеотбелённого парусного полотна. Фанарель изящным жестом откинул покрывало с холста.
– Ого! – только и смог выдавить я.
Ничего общего с тем несуразным парнем, в неестественной позе застывшим на троне рядом с царственной Кливией.
Я стоял за штурвалом корабля и смотрел вперёд, ветер слегка растрепал мои волосы, а на губах у меня застыла лёгкая, едва заметная улыбка, как будто я только что услышал хорошую новость. Закатное солнце золотило металл моих доспехов и окрашивало стены замка Анвила, виднеющегося вдали, в розоватый цвет. По небу плыли облака, оттенок которых менялся от розового к пурпурно-красному, и на краю холста цвет облаков действительно перекликался с цветом флагов на замке. А за моей спиной по подсвеченной садящимся солнцем глади Абесинского моря шла армада имперских кораблей, весь мой флот, и их паруса тоже казались розоватыми, как будто они отражали облака.
– Ого, – повторил я. – Это… очень…
За моей спиной едва слышно всхлипнула Кейра. Я обернулся к ней – она тряслась в беззвучных рыданиях.
– Вот поэтому, поэтому я смотрела… – прошептала она. – Вот так Вы выглядите со стороны, Ваше Высочество! – и выбежала из комнаты, размазывая слёзы.
– С ней… бывает, – смущённо протянул я.
– Тонко чувствующая натура, – кивнул Фанарель. – Если честно, я и не подозревал, что народ Предела способен ценить искусство… но Кейра доказала мне, что это возможно. Это она предложила такую композицию для картины, и я вынужден признать эту идею удачной… У Кейры хороший художественный вкус – для человека, конечно. Альдмерская кровь играет свою роль, я полагаю…
Интересно он сказал. Высокомерно, как и все альтмеры, но у него получалось, что предельцы лучше остальных людей, как раз потому что мы полукровки. Имперцы думают наоборот.
– Кейра особенная, – произнёс я. – Не такая, как остальные.
И понял, что глупо улыбаюсь.
– Безусловно, – согласился Фанарель, – безусловно… Я надеюсь, Вы довольны моей работой, Ваше Высочество?
– Да, я… я очень… – я взял себя в руки, наконец, и отчеканил: – Эта картина превзошла все мои ожидания. Вы великолепный мастер.
– Благодарю. Это была честь для меня.
Кейру я нашёл во дворе замка, она сидела на бортике фонтана и смотрела в воду. Вроде не плакала. Я не знал, что сказать, и просто сел рядом.
– Вы же его не уничтожите, Ваше Высочество?
– Кого? А… нет, нет. Это очень хороший портрет, по-моему.
– Да. И очень похожий.
– Наверно, – я улыбнулся.
На следующей неделе приехал Мурег.
– О, ну ты хоть на человека стал похож, – оживился он при виде меня.
– А до этого я на кого был похож, на каджита?
– На зомбаря. А теперь глаза живые. И загорел хоть немного, значит, не сидел в замке безвылазно.
– Не сидел, – усмехнулся я.
– А Кейра где?
– Рисует. Она теперь учится рисовать.
– Ух ты! А что она рисует?
– Да корабли в основном.
– До чего девку довёл, – расхохотался Мурег. – Она уже корабли твои рисует! Так вы как, уже того?
Я поморщился.
– Нет, Мурег, мы не «того».
– А почему? Она тебе не нравится?
– Да нравится… Я просто, ну… не могу.
– Почему? Из-за Кливии?
– Нет.
– А что тогда? Всё боишься, что её подослали? Думаешь, специально втирается в доверие?
– Ну как бы да, но нет… Может, лучше бы и правда притворялась, а она искренне, понимаешь?..
– Не, не понимаю. В чём проблема-то?
– Она думает, что я «лучший человек на свете».
– И что?
– Да где уж я «лучший»!
– Леовик, она провидица, знаешь. Ей виднее, кто лучший, а кто нет.
– Слушай, она людей-то не видела толком, выросла на своём островке… Ей сравнивать даже не с кем!
– Ну вон с Дуркорахом тебя сравнила, ты лучше, доволен?
– Нет, – я отвернулся, давая понять, что тема закрыта.
– Твою мать, Леовик, умру я с тобой когда-нибудь! – в сердцах топнул ногой Мурег.
– Погоди умирать, я тебе кое-что показать хотел, пойдём… В общем, Кейра меня уговорила заказать портрет.
– Чей?
– Мой.
– Стой, серьёзно?! Ты же даже для своего путеводителя по Тамриэлю запретил себя рисовать!
– Ну вот так… решился. Но получилось неплохо, по-моему, – я подвёл Мурега к портрету.
– $#%$&%! – негромко выругался тот и оглянулся на меня, а потом снова посмотрел на портрет. – Одаэдреть можно!.. Леовик, это же, ну, ты! Это прямо вся суть твоя… Не просто как графов всяких рисуют – одежда подороже и рожа посерьёзней – а это прямо ты, тут понятно, что ты за человек… $#%$&%!!! Да ты тут даже улыбаешься так, как ты всегда улыбаешься!
Он подошёл поближе к картине и недоверчиво потрогал раму.
– Вот честное слово, Леовик, охота с ноги тебе вломить!
– За что? – улыбнулся я.
– За то, что ты всё время собой недоволен, а ты – вот! Такой! – он выразительным жестом показал на портрет.
– Просто нарисовано красиво, – пожал я плечами.
– Да ты в жизни такой же!!! – заорал Мурег. – Нет, я тебе точно врежу!
– Ну, бей.
Он шагнул ко мне, сжимая кулаки, совсем как в детстве. Мы часто дрались тогда – вспыльчивый Мурег нападал первым и обычно получал от меня на орехи, потому что я был выше и сильнее, но он не особо расстраивался, ему главное было выпустить пар.
Я думал, он и правда мне врежет, а он обнял меня крепко и сжал так, что аж кости хрустнули.
– Дурья ты башка, а не император… Я тебе путеводитель твой сраный привёз.
***
В то лето 573-го я как раз заканчивал работу над «Императорским путеводителем по Тамриэлю». Больше года лучшие историки, хранители знаний и художники Империи под моим кураторством составляли этот путеводитель, повествующий об истории и культуре каждой из провинций Тамриэля. Почему-то я решил, что это важно – оставить после себя что-то в этом роде. Тарн сказал, что это хорошая идея. Шпильку, правда, ввернул – мол, «кому как не Вам этим заняться, Ваше Высочество». Ну да ладно, это же Абнур, если он не съязвит, у него отвалится задница.
А Кливия, как всегда, только сморщила нос. Я, конечно, не ждал от неё поддержки. И тем сильнее я растрогался, когда застал Кейру рассматривающей книгу со свежими правками, которую я оставил на столе в кабинете.
– Ничего, что я книжку смотрю? – испугалась Кейра, когда я вошёл. – Я за бумагой зашла и увидела.
– Смотри, конечно. Тебе нравится?
– Очень!!! Тут про весь Тамриэль, да? Я посмотрела картинки.
– Да. Ничего похожего у нас не издавали с двадцатых годов, и я решил, что пора за это взяться.
– Это так здорово, Ваше Высочество… – прошептала она и вдруг заплакала.
– Ну что такое, Кейра, почему ты на этот раз плачешь, опять от счастья?
– Книга такая красивая, – всхлипнула она, – а я… я не умею читать… – и горько разрыдалась.
– Не реви, – я взъерошил ей волосы. – Нашла из-за чего плакать. Читать я тебя научу.
Я сдержал своё слово, это оказалось не так уж сложно – Кейра быстро выучилась и читать, и писать. Она вообще очень умная, и зачастую мыслит разумнее прочих моих советников. Наивная только, этого у неё не отнять. И глаза на мокром месте.
Прошёл примерно месяц с того дня, когда я обнаружил Кейру рассматривающей картинки в книге, и на этот раз я нашёл её истерически рыдающей над тем же «Путеводителем» – она плакала, прижимая книгу к груди, и я еле смог выспросить у неё, что вообще случилось. Оказалось, Кейра дочитала до главы про Бангкорай. Дрожащими губами, по слогам, она прочла мне:
– «Несмотря на то, что захватчики стремятся покорить эту землю, предельцы поклялись защищать свои скалистые пустоши до конца: бесчисленные попытки завоеваний потерпели крах, столкнувшись с невероятно суровой погодой Предела и той неистовой жаждой независимости, что горит в сердцах его обитателей», – и снова залилась слезами. – Это так хорошо написано, так правильно!..
– Этот абзац я написал, Кейра, – усмехнулся я. Ну, хоть кто-то оценил, правда.
Кейра даже плакать перестала от изумления.
– Вы, Ваше Высочество?..
– Ну да. Я решил, что надо что-то красивое написать в конце про наш народ.
Кейра закрыла лицо руками и зарыдала в голос.
– Если бы я могла… – простонала она сквозь душившие её рыдания. – Если бы я могла… вырвать своё сердце из груди, как вырывают его у воинов-вересковых сердец… я бы вырвала его немедленно и отдала бы Вам… потому что оно Ваше, навсегда, навсегда…
Я тогда ещё не знал, что если позволить Кейре так сильно плакать, у неё случаются припадки, часто переходящие в видения. Когда она задрожала, закатила глаза и начала оседать на пол, я еле успел её подхватить. Я помню, что испугался тогда – как пугался в детстве, когда мне снился страшный сон. Повзрослев, я научился не бояться ничего – ни кровопролитных сражений, ни боли, ни смерти… И вдруг испугался, что с Кейрой что-то случилось. То самое чувство, когда во сне летишь в тёмный колодец, у которого нет дна.
Она пришла в себя у меня на руках, открыла глаза, ещё мутные после видений, и подслеповато щурилась, разглядывая моё лицо, словно не узнавала меня. И вдруг узнала, и просияла такой счастливой улыбкой, что мне стало больно.
«Я ведь, кажется, люблю её», – подумал я. И погладил её по веснушчатой щеке.
– Я видела большую, длинную стену, – сказала Кейра тихо. – Такого чёткого видения у меня ещё ни разу не было. Как будто это всё наяву, как будто я могу её потрогать…
Кейре привиделась огромная стена, сработанная из грубо отёсанных камней, и эта стена отделяла Золотой Берег от Коловианского нагорья.
Это было за три года до восстания Варена – стены ещё и в помине не было. Мы не поняли тогда, что это значит, думали, может быть, что-то хорошее даже.
Я говорю «мы», потому что с тех пор не было отдельно императора Леовика и советницы Кейры, а было «мы».
Она заставила меня вспомнить, кто я.
Как будто я мог забыть, да… «Поганые псы с севера», «чужеземцы, захватившие трон», «им не зажечь Драконьих огней».
Улыбки в лицо и холодные, ненавидящие взгляды в спину.
И тёплый, сияющий взгляд Кейры. «Весь Предел гордится тобой».
Я думал, она будет смеяться, что я плохо говорю на родном языке. Но она не смеялась. Только ойкала испуганно, когда я просил её говорить помедленнее, и начинала чересчур старательно выговаривать слова – неизбежно, правда, сбиваясь в конце на своё привычное быстрое журчание.
А когда после очередного её длинного (и быстрого!) монолога я нашёл в себе силы признаться: «Ни слова не понял, Кейра!», она издала какой-то восторженный писк, набросилась на меня, повалила на кровать и зацеловала.
– Ну чего, что я сделал-то?
– Ты самый лучший! Это же понимаешь? Понимаешь, я вижу же! Самый лучший, самый сильный, самый смелый, самый умный, самый красивый!!!
– Ну хватит, Кейра, перестань…
– Никогда не перестану, – сердито сказала она. – И не проси.
В этом вся Кейра. Если бы я верил, что заслуживаю хотя бы половины тех эпитетов, которыми она меня награждала, я бы уже ходил, задрав нос к потолку, как этот альтмерский маг Маннимарко.
– Купился на лесть, да? – ядовито заметила Кливия.
И я вдруг понял, что мне всё равно, что она думает. Вообще всё равно.
– Ревнуешь, значит?
– К этой? Ещё чего!
– Ну и славно, – отчеканил я и увидел, как дежурное презрение в глазах Кливии сменилось искренним недоумением.
Но приятнее всего было это ощущение, это чувство, что мне всё равно. Я думал, я буду испытывать какое-то мстительное удовлетворение, но я испытывал… равнодушие. И это делало меня свободным. Словно что-то, сковывавшее меня по рукам и ногам до этого, исчезло.
Свобода. Как будто я наконец-то разрешил себе делать то, что я хочу, не оглядываясь каждый раз на окружающих.
Всю жизнь я пытался заслужить одобрение и любовь имперцев. Зачем?.. От того, что я правильно держу нож и вилку, я не стану Драконорождённым императором.
Я – «вшивый пределец», да. И мой отец был предельцем, и мой дед, и прадед, и Таг Дройлох, наш предок, тоже был предельцем, и почему мне должно быть стыдно за это?
Мы взошли на престол, когда четырёхвековая династия акавирских потентатов прервалась – интересно, им тоже вменяли в вину то, что они не той расы? – а все остальные претенденты на Рубиновый трон оказались слишком слабы, чтобы его удержать. Мы правим почти четыре десятилетия – это, конечно, ещё не четыре века, но уже немало.
Я устал чувствовать себя «не таким как надо». Смущаться своего происхождения. Стесняться говорить на родном языке. Стараться изо всех сил – и понимать, что вещи, которые с лёгкостью простили бы уроженцу Сиродила, никогда не простят мне. Вон, посади Тарна на трон – и он легализует некромантию, которой давно балуется. И никто не пикнет! А мы не можем даже открыто поклоняться нашим богам…
Кейра считает, что вспыхнувшее восстание – это её вина, что это из-за неё я решил узаконить поклонение Даэдра. На самом деле нет. Я давно думал об этом. Я чувствовал, как ковен Ледяного Предела меня медленно подводит к этой мысли, но я бы пришёл к ней и сам. Кейра просто стала последней каплей. Её потрясённые глаза после посещения Великой часовни Дибеллы: «Представляешь, если бы у наших богов были такие храмы?..». Представляю, Кейра. Даже знаю, как это сделать.
Я знал, что это вызовет волну народного недовольства. Может быть, даже бунт. Но я думал, я справлюсь с этим. У меня были легионы Длинного Дома. У меня был мой флот.
Я просто устал терпеть. Правда. Просто устал.
Все эти годы я пытался доказать, что я достаточно хорош, чтобы занимать место на троне. И предвзятость имперцев – только одна сторона медали.
Тихий, но не замолкающий голос в моей голове всегда говорил мне: «Этого недостаточно», что бы я ни делал. Вернулся из военного похода с победой? Молодец, только на счету твоего отца в том же возрасте было уже немало таких походов. Издал путеводитель по Тамриэлю? Хорошо, конечно, но дед в твои годы уже объединил под своей властью весь Предел, а ты тут с книжками возишься. Этот груз всегда давил на мои плечи, и скинуть его было невозможно.
Как-то раз я не выдержал и пожаловался на это Мурегу.
– Вот как что-то делать, зачем вообще что-то делать, если меня постоянно сравнивают с дедом? «А вот Дуркорах Чёрный Змей в твои годы!..»
Мурег выразительно поднял бровь:
– Да-да. А Фаолан Красный Орёл в наши годы вообще уже умер! Вот на кого равняться надо!
Золото он, конечно. Если я чего-то и добился, то за это надо сказать спасибо Мурегу – без его поддержки у меня бы руки опустились. Он всегда в меня верил больше, чем я сам.
Но по-настоящему свободным я себя почувствовал благодаря Кейре. Для неё я просто был лучший, вот и всё. Ей я не должен был ничего доказывать. Она любила мой голос, мой запах, она могла часами глядеть на меня (и грустно сообщать: «Нет… всё равно не насмотрелась…»), она радовалась моим победам и не смеялась над моими ошибками… она просто, кажется, была счастлива, что я есть.
Это было странно, да, я так толком и не привык к этому до сих пор, и голос в моей голове постоянно говорил мне, что я этого не заслужил. Но я узнавал этот голос, эти надменные нотки, эти командирские интонации… И я заставлял его замолчать.
Как однажды заставил замолчать саму Кливию.
Я уже не помню, в чём там было дело, но как-то раз Кливию занесло, и она начала мне за что-то выговаривать – прямо при всех. И вдруг осеклась. Я проследил за направлением её взгляда и увидел Кейру. Глаза у Кейры были совершенно бешеные, я даже сам испугался – с таким лицом идут мстить за поруганные святыни, не меньше. В её облике всё словно кричало: «Да как ты смеешь?!». И, что хуже всего, её правая ладонь медленно сжималась, как будто она вот-вот запустит в Кливию каким-то заклинанием. Я уже даже догадывался, каким именно, и схватил Кейру за руку. Она тяжело дышала, и я чувствовал, как быстро-быстро пульсирует жилка у неё на запястье.
В глазах Кливии мелькнул испуг, но она быстро взяла себя в руки и в своей обычной царственной манере скомандовала:
– Леовик, убери от меня свою дворняжку!
И первый раз в жизни я почувствовал по отношению к Кливии – нет, не злость – ярость. Холодную, ледяную ярость. Холодную, как та ледышка, которая едва не прилетела Кливии в голову только что.
– Ещё одно слово, – сказал я тихо, – и ты вылетишь из дворца вместе со своим папашей!
Кливия привычно сморщила нос – но молча!!! – а потом развернулась на каблуках и вышла из комнаты.
Я думаю, именно тогда Тарны стали думать, как меня устранить. Я перестал быть удобным. А тут как раз очень удачно подвернулось восстание.
И даже, наверное, хорошо, что так. Я всегда чувствовал шаткость своего положения. Цельнокаменное основание Рубинового трона шаталось подо мной как колченогий табурет. Не начнись этот бунт – от меня рано или поздно нашли бы способ избавиться. Подослали бы наёмных убийц, например, и было бы как с последними акавирскими потентатами. А так хотя бы получается, что я погиб, пытаясь защитить интересы своего народа.
Был убит за то, что впервые в жизни попытался быть свободным.
Свобода стоит дорого, кому, как не предельцам, это знать? Разве не за свободу умер тот же Красный Орёл?
Но я готов был заплатить эту цену.
***
Кейра, всё это время рыдавшая на коленях у трона, вдруг выпрямилась, невидящими глазами уставившись на меня, пошатнулась – и начала падать навзничь. Ох, зараза!!! Я так глубоко ушёл в свои мысли, что забыл – нельзя, нельзя позволять Кейре так сильно плакать!
Я еле-еле успел её подхватить, буквально за мгновение до того, как она коснулась затылком ступеней. Боги… Столько раз мне снился этот кошмар – видение настигает Кейру в тронном зале, она теряет сознание и скатывается по ступенькам. Я просыпался с криком… и вот кошмар чуть не повторился наяву!!!
Кажется, цела… Я опустился на пол, держа Кейру на руках. Такая бледная она была – в лице ни кровинки. Под опухшими от слёз глазами залегли глубокие тени от недосыпа, носик-пуговка заострился… Даже веснушки побледнели, словно померкли. Зато волосы Кейры как будто сияли в полумраке тронного зала – пронзительно, непобедимо яркие, они струились медными реками сквозь мои пальцы, и в этом было что-то завораживающее.
У меня перехватило дыхание. Почему я не видел раньше, как мог я не замечать, насколько Кейра красива? Да, в ней не было безупречности, но всё в ней дышало свободой. Поэтому и не шли ей эти дурацкие имперские платья… и поэтому мне всегда так нравилось на неё смотреть.
Что я вообще знал о свободе? С детства скованный по рукам и ногам правилами, обязательствами, дворцовым этикетом, будь он неладен! Я не привык к свободе. Поэтому и не сразу понял её ошеломительную красоту.
Кейра вздрогнула и открыла глаза – голубые, как небо Золотого Берега.
– Ты такая красивая, – сказал я ей тихо, – такая невозможно красивая… Как миллион русалок. Жизни не хватит, чтобы насмотреться.
– Ты красивее, – прошептала она, нежно гладя моё лицо, словно заново изучая его пальцами. – Леовик, я видела цепи, падающие с неба на Имперский город. Мосты разрушены, всё в огне, по улицам бродят даэдра. И это будет скоро, совсем скоро.
– Если повезёт, винить в этом будут не меня.
– Да… Я знаю, что это связано с Вареном. Только не знаю как.
– Пусть Варен и его рабы хоть до основания разрушат Имперский город. Я этого уже не увижу.
– Пожалуйста, Леовик, давай убежим… Давай вернёмся в Предел. Они не догонят нас, я задержу их своей магией, я…
– Я не могу, Кейра. Я должен защищать этот трон до конца.
– Кому? – спросила она с горечью в голосе. – Кому должен?
– Себе, – сказал я глухо.
И закрыл глаза, чтобы не заплакать.
Мурег вошёл без стука, дверь за его спиной хлопнула. Окинул нас с Кейрой быстрым тревожным взглядом:
– Ты спал хоть?
– А смысл? – пожал я плечами.
– Ну да…
– Что там творится-то снаружи?
– Эти уже у ворот. Сёстры ковена оставили им там сюрпризов, но это тоже ненадолго. Тарн и другие придворные ушли через канализацию. С Кейрой чего делать будем? Ковен уходит прямо сейчас, ещё можно догнать.
– Я не уйду!.. – выкрикнула Кейра.
– Бери Кейру и бегите, – скомандовал я.
– Я… не собирался уходить, Леовик. Я останусь с тобой.
– Да вы нормальные вообще, нет?! – заорал я, вскакивая. – Вы что, думаете, мне легче будет, если вы за компанию со мной помрёте? Да у меня никого дороже вас двоих и нет!!! Я хочу, чтобы вы жили, жили, понимаешь, Кейра? – выкрикнул я, оборачиваясь к ней.
– Зачем мне жить без тебя?! – закричала она в ответ на языке Предела.
– ЗАТЕМ!!! А ну, встань!
Она встала, пошатываясь, и взглянула на меня исподлобья.
Я прижал её к себе и зашептал на ухо:
– Помнишь, мы слушали ракушки?
– Угу… – всхлипнула она, уткнувшись мне в грудь.
– Это были самые счастливые четыре года в моей жизни, Кейра. Я не хочу, чтобы то, что дарило мне счастье, погибло вместе со мной. Пожалуйста, Кейра… ты должна жить. Ради меня. Вместо меня. Пожалуйста… Я хочу, чтобы ты жила. Я же люблю тебя, глупая, ну…
Она вздрогнула всем телом и подняла голову.
– Но я… не насмотрелась… я на тебя не насмотрелась… – простонала она. – Я не хочу, чтобы ты умирал!..
– Я не умру. Не до конца. Я буду жить, пока жива ты, – сказал я как можно более твёрдо, хотя губы мои дрожали. – Пока ты обо мне помнишь. Понятно?
Она послушно кивнула – и рухнула на колени, зайдясь в истерических рыданиях.
– Мурег, – повернулся я к другу, – ну хоть ты…
И увидел, что он тоже плачет – молча, стиснув кулаки, не сводя с меня потемневших от боли глаз.
– Хватит меня оплакивать! – рявкнул я. – Вы меня в могилу сведёте, $#%^@!
– Да ты, %#%, одной ногой уже в могиле! – глухо отозвался Мурег.
Кейра завыла как раненый зверь.
– Ради всего святого, Мурег, ради Старых Богов, УВЕДИ ЕЁ! Пожалуйста. Не дай ей погибнуть. Я очень тебя прошу…
Он кивнул, шагнул ко мне и обнял – крепко, до боли.
– Я вернусь за тобой, – прошептал он мне на ухо. – Я тебя никогда не брошу.
– Я не знаю, я правда не знаю, чем я заслужил такого друга как ты, – пробормотал я. В горле стоял комок, говорить было тяжело.
– Сам не знаю, – усмехнулся он, вытирая слёзы. – Уже в детстве было понятно, что ты долбанутый. Корабли эти твои ещё… Но мне, наверно, это и понравилось. Нормальные люди – они скучные. Ну и потом, ты мои шутки понимаешь, а это дорогого стоит.
Он на мгновение прижался лбом к моему лбу и шепнул:
– Держись.
А потом лёгким движением подхватил Кейру, закинув её на плечо.
– Давай, сестричка, пойдём, пора уже…
– Нет!!! – она умоляюще протянула ко мне руки. – Леовик!.. ЛЕОВИК!!!
Крик Кейры всё ещё звенел у меня в ушах, когда раздался глухой низкий звук. Пол неприятно завибрировал. Звук повторился снова. И снова.
«Таран», – догадался я.
Скоро уже.
Я бессильно опустился на ступени, ведущие к трону. Клонило в сон – двое суток без отдыха давали о себе знать. Ничего, скоро отдохну…
Как же я устал от всего этого. Я окинул глазами тронный зал. Родился бы я где-нибудь в Пределе – бегал бы сейчас по горам, охотился на оленей, а не сидел бы в этом каменном мешке2. Если в горах вообще водятся олени… Не уверен, кстати.
В дверь постучали – ну, вряд ли повстанцы, эти стучать не станут.
– Да? – крикнул я. – Кто там ещё?
Вошёл Антоний, начальник дворцовой стражи – низенький, рябой коловианец. Тарн за глаза всегда с презрением называл его «сделавшим удачную карьеру деревенщиной». Умом Антоний не блистал, но был очень обязательным и надёжным. Что-нибудь попросишь – в лепёшку разобьётся, но сделает.
– Ваш-сочество, таран в ход пошёл. Долго не продержимся.
– Да слышу, – вздохнул я. – Антоний, вы с ребятами шли бы. Успеете как раз до потайного хода добежать.
– Нельзя, – с убеждением покачал головой он. – Наш долг – защищать императора.
– Антоний, вот зачем? Твой народ – там, – показал я рукой в сторону стены, за которой слышались крики и шум осадных машин.
– А мой император – здесь, – упрямо ответил коловианец.
– Хорошо. Считай, что ты уволен. А теперь проваливай.
– Нет, Ваш-сочество. Это так не работает. Долг есть долг. Вы-то и сами не бежите.
– Да куда мне бежать? Я родился здесь. От себя не убежишь.
– И я про то же, Ваш-сочество.
– Знаешь, Антоний, – я усмехнулся. – Я ведь много сделал для Сиродила. Но что бы я ни делал, они запомнят меня как «последнего императора династии захватчиков с Севера».
– А это не имеет значения, – ответил он, не колеблясь. – Вы делали что считали правильным – и всё.
– Да, ты прав. Ладно… иди.
– Так точно, Ваш-сочество.
Со вздохом я поднялся со ступеней, поправил висевший сбоку меч и сел на трон. Надо всё-таки выглядеть как-то, положение обязывает.
– А, Антоний, стой, – окликнул я коловианца. – Помнишь, как мы ковровую дорожку тогда подожгли?
– Помню, – расплылся в улыбке он. – Потом ещё Тарн упал на ней. – Ага, – я улыбнулся и жестом показал Антонию, мол, свободен.
Страшно вообще не было. Двери продержались достаточно долго, чтобы Мурег с Кейрой успели добраться до канализации – а то и выбраться наружу через подземный ход. Вряд ли там засада, повстанцы же знали, что я не собираюсь покидать дворец… в любом случае, той же дорогой до этого шёл ковен Ледяного Предела, засаде бы не поздоровилось.
Всё, чего я хотел сейчас – это чтобы мои близкие были в безопасности. А за себя я вообще не волновался.
Жаль, конечно, что всё получилось именно так. Но уж как получилось.
Я не рвался править, никогда не хотел занять этот трон, если честно. Но у меня и выбора не было. Прав Антоний, долг есть долг.
По крайней мере, в мой последний день рядом были люди, готовые умереть за меня.
***
Когда бунтовщики ворвались в тронный зал, снеся дверь с петель, они явно не ожидали застать меня в одиночестве. Варен замер на пару секунд, ища глазами признаки засады. Я успел рассмотреть неестественно высокую женщину по правую руку от Варена – это, видимо, Лирис, знаменитая полугигантка. О, а вот этот бородатый редгард – тот самый Сай Сахан, которого мои двойные агенты так и не смогли устранить. Мне подумалось, что у этих двоих на лицах читается такая же мрачная решимость, какая была у Кейры и Мурега, когда я с боями прогонял их из тронного зала. Лирис и Сай Сахан явно были настроены умереть за Варена, а теперь даже слегка сбиты с толку тем, что, похоже, им не придётся этого делать. Я представил, что было бы, окажись Варен на моём месте, и мне стало смешно. Интересно, удалось бы ему выгнать своих товарищей, когда те уже твёрдо решили пожертвовать собой? Здоровенную Лирис просто так на плече-то не унесёшь, это вам не Кейра.
Варен заметил мою улыбку и нахмурился, очевидно, предполагая, что у меня что-то заготовлено, какой-то хитрый план. Он всегда мне чем-то напоминал Антония, тот же типаж – правильный такой, добропорядочный коловианец. Только покрасивее и с налётом аристократизма.
– Всё кончено, Леовик! – заявил он, доставая меч.
А то я не в курсе. Ну давай уже. Я так устал, Варен, а ты тут ещё лясы точишь.
Он двинулся к трону, и вся толпа за ним. Я даже не потянулся за своим мечом. Зачем?
«Ну, теперь и этой ковровой дорожке хана», – подумал я, и мне стало ещё смешнее.
А я ведь, получается, Варену красивый финал испортил. Последний рывок, героическая битва в тронном зале, коварные предельцы готовят герцогу сюрприз, но он и здесь выходит победителем… а на деле тут только я, один, не пытающийся даже оказать сопротивление – тоже мне «героическая битва»… Ну и ладно. Обойдётся наш герой.
Жутковато, наверно, выглядело со стороны – я просто сидел в расслабленной позе и улыбался, глядя, как Варен поднимается по лестнице, ведущей к трону.
Я знал, что ему сказать.
– Тебе никогда не зажечь Драконьих огней, – спокойно произнёс я.
В точку. Красивое лицо герцога на мгновение исказилось от злости.
Живи теперь с этим, Варен. Я же жил…
Пока Варен заносил меч, я почему-то вспомнил про свой портрет и успел подумать: а не зря ведь Кейра и Фанарель изобразили меня именно на закате. Это закат и есть, закат династии императоров Длинного Дома.
Сталь клинка обожгла грудь, как будто металл был раскалённым. Варен посмотрел на меня с тревогой, словно не веря, что всё может быть так просто, до последнего ожидая подвоха. Но подвоха не было. Я дотронулся до меча, торчащего из груди, и вдруг почувствовал, что неловко заваливаюсь на бок. На подлокотнике Рубинового трона отпечатался алый след.
Я думал, больнее будет… Или просто ещё не всё?.. В глаза бросились висящие по бокам от трона знамёна Империи: пурпур и золото. Цвет закатных облаков. Я улыбнулся им.
Звуки вокруг меня затухали – вместо них в ушах шумело Абесинское море.
Примечания:
- Репа есть в лоре, но отсутствует в игре как ингредиент. В ходе вычитки репа всем полюбилась и превратилась в своего рода мем («сейчас бы только неурожай репы в графстве обсуждать» :D), так что я её оставила.
- «сейчас бы в Сызрань
но надо рыбу выгулять
и полы помыть
я будто не свою жизнь живу
рыба ещё эта
как-то всё я не знаю»
© мем про Сызрань