Глава 10. Северное сияние

– Я сильно заболела тогда, жар держался почти неделю. Простудилась, считал лекарь. Конечно, нельзя же было есть снег. Хотя сейчас я думаю, что заболела от огорчения, от обиды, что не стану нордом. И, знаешь, за ту неделю, проведённую в бреду, что-то во мне всё-таки изменилось. Я не чувствую холода теперь, вообще не чувствую, как будто тот жар так нагрел меня, что я до сих пор не могу остыть. Наверно, моё желание всё-таки частично сбылось… – Гвенлин забавно наморщила нос и улыбнулась.

– Но руки у тебя всё-таки холодные, – уточнил я.

– Только в сравнении с твоими… – пожала плечами Гвенлин. – Я не мёрзну.

Она помолчала и добавила вполголоса:

– Норды очень горячие на ощупь… словно у вас вместо крови – пламя. Я совсем забыла об этом, пока не появился ты со своим вечным стремлением меня согреть.

– Ну прости, – развёл руками я. – Если честно, мне и сейчас хочется тебя согреть.

– Попробуй, – равнодушно сказала Гвенлин.

Снова крошечный шажок вперёд.

Осторожно, как будто боясь спугнуть дикого зверька, я достал плащ и бережно укрыл колени Гвенлин. Она сидела, скрестив руки на груди, и смотрела на еле различимый в темноте контур дороги. Я сел рядом и одной рукой обнял её за плечи, слегка прижимая к себе. Сердце у меня колотилось, я почти предчувствовал, что сейчас эльфийка сбросит мою руку, и как минимум мне грозит суровая отповедь. Но вместо этого почувствовал, как напряжённая спина Гвенлин слегка расслабилась, она еле слышно вздохнула и положила голову ко мне на плечо.

Следующая минута показалась мне вечностью.  Я судорожно подбирал слова, чтобы нарушить повисшее неловкое молчание, но вместо того, чтобы произнести их, замирал и пытался запомнить это мгновение: холодную ночь, поскрипывание колёс повозки, яркие скайримские звёзды над головой и проникающее сквозь грубую кожу доспеха слабое ощущение тепла от того что Гвенлин прижалась к моему плечу щекой.

Наконец я спросил – шёпотом, потому что боялся, что голос дрогнет и выдаст моё волнение:

 – Что было дальше, Гвен?

Гвенлин ответила тоже шёпотом:

– Дальше… Я росла, и форт Инеевой Бабочки рос вместе со мной. За несколько лет он был полностью отстроен, появились новые легионеры. Чем, по-твоему, может ребёнок заниматься в форте?  Правильно, путаться под ногами у солдат и залезать во все мыслимые и немыслимые места. Форт я знала как свои пять пальцев, помнила каждый выступ в стене, каждый переход, каждую ступеньку…

Я жутко любопытной была в детстве, мне обязательно нужно было заглянуть в любую щёлочку. Если меня заставали там, где мне не следовало быть, то могли отругать, и непременно отсылали со словами: «Иди, поиграй на внутреннем дворе». Играть на внутреннем дворе было скучно, поэтому я научилась ходить очень тихо, прислушиваться к шагам и быстро прятаться, если нужно. А когда интересная мне дверь была заперта на замок, я находила способ его открыть… Тогда я совершенно не представляла, что когда-нибудь эти навыки мне пригодятся. Я думала, что вырасту и пойду служить в Имперский Легион, как мои родители…

– Правда? И кем ты хотела быть в Легионе?

– О-о, – голос Гвенлин потеплел, – лучником, конечно. Они так мне нравились… В форте было несколько лучников, и я обожала смотреть, как они тренируются. Мне очень хотелось попробовать стрелять самой, но по опыту я знала, что если мешать солдатам, когда они заняты делом, то меня обязательно прогонят, поэтому я просто садилась где-нибудь неподалёку и наблюдала за тренировкой. Мне казалось, в том, как стрела летит и попадает в цель, есть какое-то волшебство. Может быть, оно спрятано в стреле, может быть, в луке, а может быть, просто люди, которые стреляют из лука – особенные… Неудивительно, что меня тянуло к лучникам, как магнитом. Особенно мне нравился старший из них, высокий имперец по имени Фралав, степенный, спокойный и немногословный. Именно от него я услышала слова, которые стали моим девизом на долгие годы. Как-то в форт приехала очередная инспекция с проверкой, и на вопрос о своём занятии Фралав ответил очень просто и с достоинством: «Я лучник. Я из тех бойцов, что ненавидят боль, поэтому я нападаю на противника из засады и использую оружие дальнего действия, а потом бегу как можно быстрее. – И добавил, с усмешкой глядя на собеседника, – Если Вы считаете это трусостью, Вам лучше использовать железные доспехи и огромные топоры»¹.

Я хмыкнул и тут же пожалел об этом, потому что Гвенлин замолчала. Затаив дыхание, как будто любое моё движение может разрушить хрупкую, непрочную атмосферу доверия, я ждал, продолжит ли Гвенлин рассказ. К моему глубокому облегчению, она продолжила:

– Я навсегда запомнила эти слова. Фактически, с тех пор, как я впервые взяла в руки лук, я жила по принципу «стреляй и беги». И никогда не считала это трусостью. Но ты, наверно, не понимаешь… Для тебя важен «честный бой».

– Я… я знаю, что это не трусость, Гвен. Это такой же способ побеждать, как и огромные топоры. Как ты говорила? «Лучшая техника боя – техника выживших».

– Это не я говорила. Но… да. Я рада, что ты понял меня.

– Я очень хочу тебя понять, Гвен, я уже говорил. И всеми силами, как бы мне ни мешали порой «ярлыки», я буду стараться сделать это. И ещё – вот уж в чём, а в трусости я никогда бы не посмел тебя упрекнуть.

Гвенлин промолчала, но мне показалось, что она улыбается.

– Именно Фралав начал учить меня стрелять из лука. Заметил, как зачарованно я смотрю на тренировки лучников и поговорил с моим отцом. Мне сделали маленький лёгкий лук, который стрелял тренировочными стрелами, и Фралав показал мне, как с ним обращаться. Сначала ничего не получалось, но я тренировалась при каждой удобной возможности, с поистине недетским упорством. Мне казалось, что каждый выстрел приближает меня к тому волшебству, которое я видела в лучниках, к той «магии меткости», как я её назвала про себя. И вскоре я действительно стала всё чаще попадать в цель.

Лет с девяти я начала тайком от родителей выбираться на охоту за пределы форта. К тому времени у меня был уже настоящий, не тренировочный лук, хоть и детских размеров. Вообще-то родители были правы, запрещая мне одной бродить по острову. Солстхейм – очень опасное место для одинокого путника, тем более, для ребёнка. Волки, медведи, спригганы, фризовые ведьмы… Но я чувствовала опасность, каким-то шестым чувством всегда угадывала, когда стоит затаиться и подождать, а когда всё спокойно и можно идти… Ну и моё правило «стреляй и беги» меня не подводило.

К восемнадцати годам я изучила остров настолько хорошо, что могла найти дорогу к форту даже с закрытыми глазами, где бы ни находилась. Родители уже давно не боялись отпускать меня на самостоятельные прогулки. Я познакомилась со многими местными нордами, хотя большинство из них не очень-то привечали чужаков… В деревню Скаалов, например, я так и не заходила ни разу, обитатели были слишком враждебно настроены по отношению к «остроухой имперке». А вот в Тирске, медовом зале, ко мне относились нейтрально. Я часто заходила туда во время своих прогулок по острову – согреться, выпить мёда, ну и просто… посмотреть на нордов. Даже пару раз играла там на лютне и пела, когда случался праздник.

– Ты играешь на лютне? – удивился я.

– Да… меня мама научила, – Гвенлин как-то особенно тяжело вздохнула, а потом сделала резкий вдох, словно перед тем, как нырнуть. – В тот день… В тот день я, как обычно, вышла из форта через северные ворота, помахала рукой дежурному на башне, и просто побрела вдоль реки, наслаждаясь солнечной погодой. Помню, я обернулась и смотрела на форт, в ясные дни его издалека было видно – большой серый замок, зубчатые стены с трепещущими над ними флагами…

Я славно поохотилась тогда, дошла до озера Фьялдинг и хотела повернуть к Тирску, как вдруг меня что-то кольнуло… Ощущение опасности, но не близко, как я привыкла, а далеко… Что-то  очень опасное, но это «что-то» угрожало не мне. И вместо того, чтобы затаиться, как обычно, я развернулась и побежала навстречу этой опасности. Обратно, к форту. Я бежала так быстро, что у меня кололо в боку, я задыхалась, но продолжала бег… и всё равно  опоздала. Форт был наполовину разрушен, внутри всё перевёрнуто вверх дном… Я бросилась к главной башне и нашла там Фралава, очень бледного, но невредимого. Я хотела спросить, что случилось, где мои родители, но у меня от волнения пропал голос, я лишь беззвучно шевелила губами. Хотя, наверно, все вопросы читались у меня на лице. Из несвязной речи Фралава я поняла, что на форт напали оборотни – полчища кошмарных тварей! Рыцарь-протектор похищен, а вся его охрана убита. Вся его охрана. То есть, и мой отец, и моя мать. Фралав пытался меня остановить, но я его не слушала, я кинулась в апартаменты капитана, и нашла там их обоих… то, что от них осталось. Оборотни просто разорвали их на куски.

И вот тогда голос ко мне вернулся. Я завизжала так, что, кажется, задрожали стёкла… Это был какой-то дикий, нечеловеческий вопль. Я визжала и кричала, что убью этих тварей, что сейчас же, немедленно, отправлюсь за ними, найду их логово и перестреляю как собак. И я действительно ринулась бы за ними в лес, я уже бросилась на улицу, но Фралав схватил меня и крепко держал. Я вырывалась, царапалась, кричала, что должна убить оборотней, но он только крепче прижимал меня… пока я не обмякла и не заплакала.

Гвен оторвала голову от моего плеча и охрипшим, будто бы от того дикого визга, голосом произнесла:

– Ингвар, ты понимаешь, если бы я не опоздала тогда… если бы я вернулась вовремя… я могла бы их спасти!..

– Гвен… – я крепко обнял её, прижимая к себе и баюкая, как маленького ребёнка. – Всё случилось так, как было предначертано… Ты ни в чём не виновата, Гвен, милая… не плачь…

– Они были бы живы сейчас… – прошептала она, давя рыдания.

Тут уже я возмутился:

– Гвен, не забывай, что люди живут меньше эльфов. Сколько лет прошло…

– Ну, не сейчас… но живы… – из глаз Гвенлин выкатились крупные слёзы.

Я понял, что ей просто надо выплакаться, что эта внутренняя боль терзала Гвен много лет, чтобы однажды прорваться наружу бурной рекой слёз, и нужно просто дождаться, пока поток не иссякнет.

– Им хорошо сейчас, Гвен… Они погибли в сражении, и сейчас по праву героев пьют мёд в Совнгарде…

Теперь возмутилась Гвенлин:

– Ингвар, они не норды!

Очень неподходящий момент был для улыбки, но кривая усмешка у меня всё же чуть не прорвалась. Кажется, в таких ситуациях у всех отключается голова. Гвенлин забыла, что люди не живут по двести лет, я забыл, что имперцы не попадают в Совнгард… Подавив улыбку, я заявил со всей уверенностью:

– Нет разницы, Гвен, героев чествуют везде, а твои родители – герои.

Она хлюпнула носом, как маленькая девочка, и поморщилась. Я прижал её к себе крепче и погладил по вздрагивающей спине.

– Тссссс… тише, тише… Не плачь.

Гвен обняла меня руками за шею и так замерла, мелко-мелко дрожа, как от холода.

– Я никому никогда не рассказывала… – прошептала она.

– Ты правильно сделала, что рассказала… нельзя держать в себе такие вещи. Когда делишься горем, всегда становится легче.

– Зачем я только вспомнила?.. Это было где-то глубоко внутри… заморожено… А потом появился ты и всё стало оттаивать! – произнесла Гвенлин с отчаянием.

– Это же хорошо, Гвен. Когда весь лёд внутри растает, тебе всегда будет тепло. Как настоящему норду.

– Я не мёрзну!

Столько возмущения было в этой фразе, что я не нашёлся, что возразить.

– Я знаю, Гвен. Ты никогда не мёрзнешь.

Было странно говорить это эльфийке, обнимающей меня за шею ледяными руками, дрожащей то ли от холода, то ли от избытка эмоций… «Интересно, а губы у неё тоже холодные?» – пришла в голову непрошеная мысль.

Но проверять я не стал.

Гвенлин долго всхлипывала, уткнувшись носом в мой воротник, потом постепенно затихла, её дыхание стало ровным, и я догадался, что она уснула.

Не знаю, сколько я просидел так, прижимая спящую Гвенлин к груди, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить чуткий сон босмерки. В конце концов я и сам задремал, хотя дал себе слово следить за дорогой – видимо, монотонное покачивание повозки убаюкало меня. Проснулся я от того, что затекла нога. Размышляя, как бы так сменить положение, чтобы не разбудить Гвенлин, я случайно поднял голову – и замер. Небо надо мной переливалось разноцветными огнями. Ничего подобного я никогда не видел – потоки синего, голубого и зелёного света плавно струились с небес, перетекая один в другой.

«Северное сияние, – понял я. – То самое, про которое Гвенлин говорила, что всегда хочет поделиться с кем-нибудь этим великолепным зрелищем… Оно и вправду прекрасно!».

– Гвен, – позвал я тихо.

Она вздрогнула и открыла глаза.

– Северное сияние, – объяснил я шёпотом. – Я тоже не захотел смотреть на него один.

Гвенлин изящным движением соскользнула с моих колен, потянулась, зевая, и, расстелив на скамейке плащ, улеглась на него, положив голову ко мне на колени.

– Красивое… – сказала она.

– Да, очень, – я сидел, облокотившись на бортик повозки, и, задрав голову, любовался ночным небом. – В Бруме не бывает такого.

– Я знаю, – улыбнулась Гвенлин.

– Ты наверняка хочешь знать, что было дальше, – задумчиво произнесла Гвен спустя какое-то время, не отводя взгляда от переливающегося неба.

– Я не хочу снова заставлять тебя возвращаться мыслями к тяжёлым моментам жизни.

– Я в порядке, Ингвар. Не волнуйся за меня.

– Не могу, Гвен.

– Что не можешь?

– Я не могу не волноваться за тебя.

– Почему это? – Гвенлин перевела взгляд с северного сияния на моё лицо, в её глазах читались непонимание и любопытство.

– Не знаю… – произнёс я почти с отчаянием. Этот невинный вроде вопрос застиг меня врасплох. – Ты иногда лучше меня понимаешь, что творится у меня в голове, вот и объясни мне.

– Выкрутился, надо же! – Гвенлин звонко рассмеялась. – Я тоже не понимаю, что у тебя творится в голове такого, что ты считаешь себя в ответе за меня.

– Вот и я не знаю… – я покачал головой.

– Рыцарства у тебя много, Ингвар, вот что, – Гвенлин усмехнулась.

– Это плохо?

– Нормально… сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

Гвенлин утвердительно кивнула, как будто ждала именно такого ответа.

– А тебе сколько лет, Гвен?

– Неприлично даму спрашивать о возрасте, – с издевательской усмешкой сказала она. – А ты сам как думаешь, сколько?

– Больше двухсот, если я правильно понимаю.

– Правильно понимаешь. Двести двадцать два… или чуть больше. По традиции мы считали днём моего рождения тот день, когда меня доставили в форт, но на самом деле мне было уже несколько месяцев на тот момент, так что точную дату никто не знает.

– Гвен… – наконец решился спросить я. – А сколько это?

– В смысле?

– Ну, сколько это в переводе на людской возраст?

– Э-э… А сколько, по-твоему, живут эльфы?

– Я понятия не имею, – сознался я. – Барензия жила больше четырёхсот лет, остальные, кажется, меньше… А уж сколько живут лесные эльфы, я и подавно не знаю².

– Ну а сколько, ты думаешь, мне «человеческих» лет? – такое впечатление, что Гвенлин решила наказать меня за излишнее любопытство, заставляя самому отвечать на вопросы.

– Я не знаю, Гвен… Тридцать? Больше?.. – поймал я её насмешливый взгляд.

Гвенлин покачала головой. Глаза её посерьёзнели.

– По человеческим меркам я уже старуха, Ингвар.

– Правда? – хотя я видел, что она не врёт.

– Да.

– И ты чувствуешь себя старой? Тебя Делвин «молодняком» зовёт.

– Не чувствую. А в Гильдии никто и не знает о моём возрасте. Я вообще не понимаю, почему я живу так долго… раньше не понимала. А теперь думаю, что, наверно, мне надо было попасть в Гильдию Воров Скайрима, и именно в это время. Сейчас я впервые в жизни чувствую, что я на своём месте, – Гвенлин улыбнулась какой-то особенной, яркой улыбкой.

– А на сколько лет ты себя чувствуешь сейчас?

– Ну, если сравнивать с людьми… – она наморщила лоб. – Тридцать?.. Сорок?.. Не знаю. Это правда очень странно… все мои знакомые босмеры младше меня в разы, а выглядят старше.

– Может, ты как Барензия… – сказал я задумчиво.

– Я у тебя то как Барензия, то как леди Бенок, – захохотала Гвенлин. – Хорошо хоть не как атронах из твоей любимой книжки!

– Если уж на то пошло, из той книжки ты больше всего похожа на комунику.

– Горькая, что ли? – обескураженно спросила Гвенлин.

– Да, горчишь и вредничаешь постоянно.

– Это ты не распробовал, – фыркнула она.

Я смотрел на небо, переливающееся тысячами оттенков, и думал, что Гвенлин похожа не на комунику, а на северное сияние. Горькая, сладкая, молодая, старая, сильная и слабая, серьёзная и смешливая, настороженная и доверчивая, замкнутая и открытая – словно все цвета радуги перетекали один в другой, сливаясь в одну яркую картину.

И это было красиво.

---

1. Если вам посчастливится встретить имперского лучника в TES III: Morrowind, в диалоге с ним нажмите на топик «моё занятие» – и он с удовольствием поведает вам о своей тактике дальнего боя.
2. Ингвар не одинок в своём незнании. Популярная шуточка на эту тему гласит: «Чтобы узнать возраст босмера – распилите его и посчитайте годовые кольца» :) А если серьёзно, то вся немногочисленная информация от разработчиков сводится к тому, что эльфы в мире TES живут в два (реже – в три) раза дольше людей. 200 лет даже для альтмера – это уже старость. Отдельные случаи долгожительства встречаются, но, как правило, там не обошлось без магии.