Ранним утром наша повозка подъехала к Вайтрану. В общей сложности мы провели в пути полдня, и когда Гвенлин попросила извозчика высадить нас возле медоварни, для меня было истинным наслаждением спрыгнуть на землю и размять затёкшие конечности.
– Это медоварня «Чёрный Вереск – Запад»1, – объяснила Гвенлин. – Хозяин по совместительству – наш скупщик, мы ему помогли когда-то.
– Давненько тебя не было на медоварне, Гвен! Есть что-то интересное для меня? – с порога поприветствовал её высокий имперец средних лет, стоящий за барной стойкой.
– Привет, Маллий! – радостно отозвалась Гвенлин. – Да, приберегла для тебя пару отличных вещиц! Как дела?
– Лучше и быть не может! Кто это с тобой, коллега?
– Это мой ученик, Ингвар.
– О, не знал, что ты берёшь учеников, Гвен, – имперец пожал мне руку. – Маллий.
Я кивнул. Несмотря на дружелюбный настрой, Маллий мне чем-то не понравился. У него были светлые – то ли голубые, то ли серые – глаза, которые оставались мрачными, даже когда он улыбался. Взгляд их был холодным и цепким. А больше всего мне почему-то не понравилось то, как ведёт себя с ним Гвенлин. Она держалась свободно и открыто, как со старым знакомым, но при этом как-то чересчур жеманно, что ли… Я исподтишка наблюдал, как они торгуются, и вскоре был готов поклясться, что Гвенлин кокетничает! Это одновременно и сбивало меня с толку – я привык видеть Гвенлин какой угодно, но только не строящей глазки, – и почему-то безумно злило.
К моей радости, долго на медоварне мы не задержались.
– Сделай одолжение. Если будешь говорить с Мавен, скажи ей, что тут всё в порядке, ладно? – бросил Маллий на прощание.
– Конечно, о чём речь! До встречи! – Гвенлин очаровательно улыбнулась. Я подавил новый приступ злости и скомкано попрощался.
– Маллий тебе не понравился, – даже не спросила, а резюмировала Гвенлин, пока мы шли от медоварни к городским воротам.
– Откуда ты знаешь?
– Ингвар, не смеши меня, у тебя же всегда на лице всё написано.
– Ну, допустим. А тебе он нравится. Он хороший человек?
– Не-а, – беззаботно ответила Гвен. – Сволочь редкостная.
И пояснила в ответ на мой вопросительный взгляд:
– Как и множество людей, Маллий думает только о своей выгоде. Он подставил своего хозяина, чтобы занять его место, и, как видишь, нисколько не сожалеет об этом. В своё время он и меня подставил, не предупредив о небольшой проблемке в подвале медоварни. «О, я знал, что ты в любом случае справишься» – это в его духе.
– Тогда почему он тебе нравится?
– Я не говорила, что он мне нравится, это ты сказал, – усмехнулась Гвен. – Маллий не так плох. Он хорошо относится к своему подмастерью, не в пример тому, как предыдущий хозяин медоварни обращался с работниками. И он держит свои обязательства перед Гильдией, по крайней мере, это один из самых адекватных наших скупщиков. Мне от него подвоха теперь ждать не стоит – он никогда не станет портить отношения с Гильдией и с Мавен. И, знаешь, Ингвар, люди часто становятся добрее, когда получают то, о чём мечтают.
– Ну тут я бы поспорил… Некоторым всего мало.
– Таких рано или поздно губит их же жадность, – Гвенлин тряхнула головой. – Мне нравится эта медоварня, потому что я своими руками сделала её частью медоваренной империи Чёрный Вереск. А с Маллием у нас что-то вроде негласного договора. Я не припоминаю ему мага в подвале, а он честно делает вид, будто понятия не имеет, куда после моего тогдашнего променада по медоварне задевались сто сорок бутылок мёда…
– Гвен, серьёзно? Ты стащила оттуда сто сорок бутылок медовухи?!
– Ну, мне деньги были нужны тогда, – смущённо призналась эльфийка.
Я представил себе эту сногсшибательную картину и хохотал до самых городских ворот, искусно уворачиваясь от попыток Гвенлин двинуть мне локтем в бок.
Вайтран мне понравился сразу. Начиная от укреплённых стен – многочисленные смотровые вышки, ров с мостом и крепкие ворота создавали ощущение защищённости – и кончая погодой. Было солнечно, но ещё по-утреннему прохладно. Я с удовольствием разглядывал местные дома – деревянные, с искусной резьбой, украшенные высокими резными шпилями – и радовался как ребёнок, замечая теневые метки.
Город был богатый. Это легко было понять и по архитектуре, и по нарядной одежде жителей, но красноречивей всего говорило о достатке то, что по солнечным улицам Вайтрана с весёлым смехом бегала многочисленная ребятня. В Фолкрите и Рифтене, например, детей на улице я не встречал вовсе.
Вайтран делился на три района, каждый из которых был расположен выше предыдущего – город как будто тянулся вверх, к небу. И снизу казалось, что дворец всё же сумел дотянуться до облаков – недаром самый высокий район назывался Облачным. По такому же принципу была построена и Брума – я сразу невольно отметил это сходство. Пусть обширные районы Вайтрана и не были похожи на чёткие ярусы Брумы, где каждый уровень словно был ступенькой большой лестницы, ведущей к замку, но это тоже был многоярусный город, вершину которого венчал дворец. А ещё Вайтран, несмотря на свой масштаб, больше походил на разросшуюся до солидных размеров нордскую деревню, чем на город – в имперском понимании этого слова – и этим тоже напомнил мне Бруму.
Гвенлин протащила меня по всем местным лавкам, так что под конец я уже совершенно запутался в новых лицах и именах. Запомнил только владельца таверны «Пьяный охотник» – потому что он был босмер, и глаза его были такие же янтарные, как и у Гвенлин. А ещё он торговал луками и стрелами, и Гвен сказала, что почти всегда закупается здесь, «потому что милый Элриндир специально для меня откладывает эбонитовые стрелы». А ещё запомнил местного алхимика, пожилую имперку по имени Аркадия, поприветствовавшую меня фразой: «Вид у тебя бледноватый. Наверное, это атаксия».
– Аркадия, ты двадцать лет прожила в Скайриме, неужели до сих пор не отличаешь, где от природы белокожий норд, а где – больной атаксией? – засмеялась Гвенлин. – Тем более, это сиродиильский образец.
После этого имперка оживилась и долго расспрашивала меня, как дела в Сиродииле, а я в очередной раз почувствовал, что соскучился по дому.
Во дворец, называющийся Драконьим Пределом, я не пошёл, сославшись на усталость. На самом деле мне было бы любопытно посмотреть изнутри на огромный замок, гордо возвышающийся над городом. Его острые, но изящные линии действительно напоминали силуэт дракона, ненадолго присевшего отдохнуть на вершине горы. Казалось, что замок вот-вот расправит крылья и снова взмоет в воздух. Но именно красота и масштаб архитектурного «дракона» почему-то заставили меня испытать неловкость при мысли о посещении дворца. На фоне этого замка я показался самому себе совсем маленьким и ничтожным, и малодушно предпочёл отговориться усталостью, сказав, что подожду Гвенлин внизу.
– Ладно, посиди около Златолиста, – кивнула она. – Это священное дерево богини Кинарет, паломники его очень чтят.
– Оно небольшое, – оглядел я стройное юное деревце со странной розоватой листвой.
– Оно… возродилось, – объяснила Гвен. – А если не нравится Кинарет, то вон там есть Талос. Я скоро.
Большая статуя Талоса действительно стояла недалеко от священного дерева. Я подошёл к постаменту, посмотрел на Талоса снизу вверх и улыбнулся. Хоть где-то Дракон Севера может смело стоять в центре города, не прячась от запретивших его талморцев. В этом мне снова почудилось сходство с Брумой – Великую Часовню Талоса спрятать было невозможно, какие бы законы не принимались – она была выше даже королевского дворца.
Я присел на скамейку, чтобы послушать местного проповедника. Тот произносил свою речь с настоящим жаром, но я понял, чем она не нравилась Гвенлин – в ней читалось не прозвучавшее, но явное «Скайрим для нордов».
Всё-таки бессонная ночь действительно утомила меня, и когда проповедь в третий раз пошла по кругу, я почувствовал, что мои глаза начинают слипаться.
Проснулся я от того, что Гвенлин осторожно потрясла меня за плечо.
– Я знала, что найду тебя около Талоса, но не думала, что Хеймскр усыпит тебя своими речами, – она фыркнула. – Может быть небезопасным дремать в общественных местах, как думаешь? Кругом полно воров… – Гвен подмигнула, и в её пальцах блеснул медный амулет. Мой амулет.
– Гвенлин, как ты это?..
– Ничего особенного. Сегодня учимся лазать по карманам. Но сначала спать, ты и правда здорово устал. Да и я тоже… – она покрутила в руках амулет. – А занятная штучка!
– Этот амулет очень древний, он передаётся по наследству в нашем роду уже несколько веков.
– Он как будто бы сломан, нет?
– Это всего лишь фрагмент… Когда-то амулет был разломан на три части, по числу тех, кому был предназначен. До наших дней дожила одна часть – эта. Я ей очень дорожу, – признался я.
– Не бойся, я на него не претендую, – улыбнулась Гвен и вложила медный кулон мне в руку. – Пойдём в таверну, попробуем снять комнату.
В «Гарцующей кобыле» было немного посетителей, что меня, впрочем, не удивило – наша с отцом таверна тоже пустовала по утрам. Зато вечером тут, наверно, нет отбоя от желающих пропустить стаканчик. Здание таверны было крепкое, добротное, но видно, что старое. Может, «Гарцующая кобыла» даже ровесница нашей «Кружки и ложки», кто знает. Как бы то ни было, таверна мне понравилась. Оленья отбивная была хорошо прожаренной, вино – сладким, а большой открытый очаг в центре зала делал помещение особенно уютным. Не понравился мне только местный бард, вертлявый тип, который обращался к Гвенлин не иначе как «красотка» и всячески пытался привлечь её внимание. Гвен, правда, реагировала на него весьма сдержанно, но когда она попросила его спеть, он прямо просиял:
– Конечно! Чем могу служить?
– «Век произвола», Микаэль.
– Только настоящие имперцы просят эту песню! – бравурно заявил бард.
Я посмотрел на Гвенлин и заметил, как дрогнули уголки её губ. Но это была не улыбка, а что-то, похожее на гримасу боли, которую она успела подавить.
Пел бард хорошо, что хоть немного оправдывало его существование. Гвенлин слушала его, замерев, её взгляд рассеянно блуждал, словно наблюдая картины, которые проносились перед внутренним взором, а губы чуть заметно шевелились, вторя словам песни. Мне показалось, что она, как и я, скучает по дому. Только у меня в этом мире было место, которое я могу с полным правом назвать домом, а у Гвенлин – нет.
Единственная свободная комната находилась на втором этаже таверны и имела чудесный балкончик, выходящий в главный зал. На этом балкончике было совсем тепло, потому что горячий воздух от очага поднимался вверх. «Иногда я люблю сидеть здесь и смотреть вниз, на людей. Так же как сидела на лестнице в Тирске и смотрела сверху на медовый зал…» – призналась Гвен.
У этой комнаты был лишь один недостаток – в ней стояла всего одна кровать. Кому-то придётся спать на полу, и явно – мне. Но когда я озвучил эту мысль вслух, Гвенлин процедила сквозь зубы, стягивая сапог:
– Ингвар, не дури. На этой кровати поместится трое таких, как ты… и пятеро таких, как я. Если лягаешься во сне или писаешься в постель, так и скажи сразу.
Я поклялся, что не замечен в подобных грехах, и удостоился спального места.
– А Свен тебе тоже не понравился… – зевая, заметила Гвенлин.
– Кто?
– Свен… тьфу, то есть, Микаэль. Я путаю этих бардов2.
– Не знаю, кто такой Свен, но Микаэль этот, на мой взгляд, весьма мерзкий.
– Ну, Микаэль – главная причина, по которой я не хотела бы жить в Вайтране, – захихикала Гвен. – Но тебе надо как-то работать над собой, потому что для вора не очень хорошо, когда все его эмоции читаются на лице.
– А что, правда так заметно? – повернулся я к Гвен.
– Ага. У тебя появляется такая суровая складка тут, – Гвенлин легко коснулась пальцем моей переносицы. – И губы напрягаются… – палец прикоснулся к уголкам рта. – А ещё ты начинаешь смотреть исподлобья, насупившись, как обиженный ребёнок. Попробуй последить за этим в следующий раз, – она снова зевнула и повернулась ко мне спиной.
Я закрыл глаза и почувствовал, как пылают те места, до которых дотронулась Гвенлин. В этом было что-то сладкое и одновременно болезненное. Подавив вздох, я попытался вспомнить, с какого момента общение с Гвенлин начало вызывать у меня это странное чувство сладкой боли, но не смог. Одно я знал точно – ничего подобного со мной раньше не происходило, и эти перемены меня пугали.
Как назло, сон не шёл, вместо этого в голову лезли всякие мысли.
– Гвен, – прошептал я, – ты спишь?
– Уже нет, – ворчливо отозвалась она. – Что такое?
– А ты видела Ульфрика?
– Видела.
Я не знал, как сформулировать следующий вопрос и замолчал.
– Сейчас ты спросишь, плохой он или хороший? – ядовито поинтересовалась Гвенлин.
– Уже не спрошу, – буркнул я. – Как тебе удаётся залезать ко мне в голову?
– И залезать не надо, Ингвар, ты не сложнее, чем самый незамысловатый двемерский механизм. Достаточно один раз посмотреть, в какую сторону крутятся шестерёнки, – фыркнула она.
Это прозвучало обидно, но я почему-то не мог всерьёз обижаться на Гвенлин, и её слова скорее пробудили во мне любопытство, чем расстроили.
– Интересно, как это? – пробормотал я.
– Что?
– Ты заглядываешь людям в души с такой же лёгкостью, с какой осматриваешь их карманы. Как тебе это удаётся?
Гвен снова повернулась ко мне лицом.
– Я не считаю, что хорошо разбираюсь в людях, Ингвар. Тот же Делвин даст мне сто очков вперёд в этом деле. Но ты искренний и обычно последовательный, тебя легко изучить и предсказать твои возможные действия.
– Делвин сказал мне, что он чувствует, представляет ли вещь ценность. И так же с людьми, – вспомнил я.
– Тебя, видимо, серьёзно интересует этот вопрос, – Гвен улыбнулась, но не насмешливо, как обычно, а как-то по-доброму. – Делвин скромничает, поверь мне. Конечно, он полагается на интуицию, оценивая людей, но он вдобавок очень наблюдательный и превосходно делает выводы из своих наблюдений. Хотя да… в этом что-то есть. Мы в Гильдии привыкли думать, что у Делвина два таланта – оценивать вещи и понимать людскую натуру, а тут получается, что это грани одного и того же дара…
– А у тебя, Гвен? Какие у тебя таланты?
– Я чувствую опасность, – сказала она уверенно, не задумываясь. – Ну и вроде как считается, что я тоже неплохо в людях разбираюсь, но я-то знаю, что это совсем не то же самое умение, что, например, у Делвина или у Бриньольфа.
– А чем оно отличается?
– Я не знаю, как это объяснить… Я иногда хорошо понимаю, чего хотят люди. И чего не хотят. Как-то так.
– И чего, по-твоему, хочу я?
– Ты хочешь не дать мне нормально поспать, – отшутилась Гвен.
– Вредина, – я показал ей язык. – Ты просто не знаешь.
– Ой, я тебя умоляю, не думай, что я куплюсь на такую дешёвую уловку! – Гвенлин скорчила брезгливую физиономию.
– Так чего же я хочу?
Гвен посмотрела в потолок, как будто надеялась найти там ответ.
– Ты хочешь меня понять, – сказала она после паузы. – Как будто я – дверь с шифром, которую непременно надо открыть. Пытаешься накапливать и анализировать информацию обо мне. Впрочем, изучаешь ты не только меня, а вообще любую вещь, которая тебя заинтересовала, будь то предмет, человек или какое-то явление – как будто должен понять в деталях, как этот механизм работает, прежде чем использовать его. Ещё, как я и говорила, ты хочешь во что-то верить и иметь чёткую оценку всех окружающих тебя явлений… Наверно, в идеале тебе бы хотелось, чтобы каждая вещь была помечена цветным ярлыком. Или нет, не цветным. Просто чёрным или белым.
Гвен взглянула на меня, ожидая, может быть, что я буду возражать ей, но я молчал.
– Что ещё?.. Хочешь быть лучшим в своём деле, чем бы ни занимался. Стремишься всё делать не просто хорошо, а отлично. Не из тщеславия, а потому что считаешь, что иначе нет смысла вообще за что-то браться. И да… ты хочешь быть нужным, – Гвен сделала глубокую паузу. – Ещё?..
Я покачал головой. Гвенлин описала меня даже слишком хорошо – с учётом того, что ещё и недели не прошло с момента нашего знакомства. И я ведь ничего не рассказывал о себе, наоборот, в основном, задавал вопросы ей…
– Что ты ещё жаждешь узнать? – спросила Гвен. – Я спать хочу.
– Гвен, а Бриньольф – ты говоришь, он тоже разбирается в людях, но по-другому…
– Хм… Брин хорошо чувствует деньги… в перспективе. Это у них с Векс общее – безошибочно определять, где ждёт прибыльное дело, а где и браться не стоит. А Бриньольф, к тому же, ещё и очень точно оценивает людей: он смотрит на тебя и как будто считывает целиком – начиная от внешнего вида и кончая внутренним состоянием. Знаешь, что он мне заявил при первой встрече? «Никогда и дня честно не работала, судя по тому, сколько у тебя денег, а, детка?» – Гвенлин рассмеялась. – А я как раз только что из Вайтрана, в старом пыльном доспехе, с дешёвым луком за спиной. С меня даже стража на входе в Рифтен не пыталась стрясти взятку, решили, что с «бедной путницы» толком нечего взять. А Брин посмотрел на меня, словно на просвет – есть у него такой особенный взгляд – и сразу понял, что у меня полные карманы краденого золота… Так что да, все мы «чувствуем» людей, но по-разному. Мы так новичков в Гильдию обычно набирали – садились втроём и обсуждали кандидатуру. Бриньольф давал общую характеристику, Делвин оценивал потенциал, а я говорила, к чему, на мой взгляд, этот человек стремится и можно ли ему доверять. Ещё ни разу не ошиблись, кстати.
– Но ведь против моей кандидатуры были и Делвин, и Бриньольф? Почему ты согласилась взять меня в ученики?
Гвенлин посмотрела на меня пристально. В полумраке её глаза поблёскивали, как два драгоценных камня.
– Потому что я почувствовала, как безумно сильно ты этого хочешь.
– Ты удивительная, Гвен, – тихо сказал я после паузы. – С каждым днём ты поражаешь меня всё больше.
– Спи уже, – улыбнулась она. – Карманными кражами нужно заниматься на свежую голову.
– Можно последний вопрос?
– Ну, валяй.
– Так Ульфрик – он плохой или хороший?
– Обливион тебя поглоти с такими вопросами, – проворчала Гвенлин. – Мне Ульфрик не нравится, если хочешь знать моё мнение. Мне кажется, он из той породы людей, которые думают только о себе, но прикрываются при этом самыми благородными мотивами. Тот же Маллий Макий честнее его в этом плане, и поэтому более симпатичен мне. Как-то так… – она зевнула и потянулась. – И внешне Ульфрик не в моём вкусе, и во дворце у него шаром покати… Мой тебе совет: если хочешь что-то ценное своровать у ярла – забудь о Виндхельме, лучше поезжай в Маркарт.
– Фу, Гвен, я не собираюсь обкрадывать Ульфрика, просто спросил, – засмеялся я.
– Но, если что, он народный герой, и добрая половина Скайрима за него. И он защищает твоего любимого Талоса. Так что подумай сто раз, прежде чем наклеить на Ульфрика чёрный ярлык – может, он и правда великий освободитель нордов, пришедший спасти их от ига Империи и всё такое… – скептическим тоном изрекла Гвенлин. – И дай мне поспать уже, ради всего святого, а?
– Спокойной… спокойного утра, Гвен.
– Спокойного утра, – Гвенлин отвернулась к стене.
А я лежал и пытался справиться с бурным потоком мыслей в голове.
Гвен сказала мне, что не приняла ничью сторону в гражданской войне, но я же вижу, что глубоко внутри она целиком и полностью за Империю, просто не хочет в этом признаваться… может быть, даже самой себе не хочет признаться.
А за кого я? Я не знал. Теперь, когда гражданская война в Скайриме из чего-то далёкого, отделённого от Брумы высокой горной грядой, превратилась в часть окружающей меня реальности, я думал о ней всё чаще, но пока так и не смог решить, на чьей я стороне. Но в любом случае искать внутри себя ответ на этот вопрос было гораздо легче, чем пытаться понять, почему вместо того, чтобы спать, мне хочется лежать и вслушиваться в дыхание спящей Гвенлин.
Предыдущая глава
Следующая глава
Оглавление